На этот раз я последовал за ней. Меня не пытались остановить. Я стоял в дверях, пока она укладывала мальчика спать и поправляла на нем одеяло. Она села рядом с ним на пол, поглаживая малыша по голове.
— Я думал, Джеби не в порядке, — произнес я, — а он выглядит здоровым.
Она удивленно взглянула на меня. Когда ее внимание перенеслось с мальчика на меня, она в задумчивости убрала руку с его головы, но глаза призывали меня наблюдать за Джеби. Я увидел, как он скрючился под одеялом, его руки и ноги выворачивались, пока он не свернулся клубком. Он начал тонко и пронзительно плакать. Смотреть на него сейчас было очень тяжело, но я заставлял себя смотреть.
— Видишь? — спросила Мийа почти гневно. А затем мягко добавила: — Ты видишь.
Я кивнул, наконец-то опустив глаза к полу.
Плач прекратился, как только она повернулась к нему. Я представил себе, как она проникает в его мозг, одновременно гладя и успокаивая рукой. Потом она убрала руку. Мальчик лежал тихо, ровно дышал, засыпая. Мийа поднялась и направилась ко мне. Я отступил в большую комнату.
— Он выглядел… таким здоровым, — пробормотал я, и мне тяжело было видеть ее взгляд. Мийа прислонилась к стене, словно все вдруг стало стоить ей больших усилий. — Ты все делаешь за него? — спросил я, но это не было вопросом. — Без тебя…
Она смотрела в пространство, обхватив себя так, словно все еще держала Джеби.
— Без меня он не владеет своей периферийной нервной системой… Он заперт внутри себя.
— Он понимает, что происходит вокруг, если тебя нет? Он делал попытки узнать?
— Попытки были. — Мийа отошла от стены и пересекла комнату, несколько раз обернувшись на дверь. — Ему было очень сложно ощущать то, к чему он притрагивается, пока я не помогла ему свести все в общую картину. Когда он был со своими родителями… — Она полубессознательно прервала фразу и села на скамейку у стены, подобрав под себя ноги.
Я облегченно вздохнул, когда понял, что Мийа только что развеяла одно из сомнений, терзавших меня на том берегу реки: она не лгала мне. Она похитила Джеби не для того, чтобы причинить ему боль или убить.
Она вся сжалась, и долгое время сидела так, потом снова подняла голову:
— В конце концов он узнает их, сейчас, когда они с ним…
Я заметил, как она моргнула, взглянув на мужчин. Они неподвижно сидели на полу, скрестив ноги, и наблюдали за нами. Она снова говорила на стандарте и, я подозреваю, делала это не для моего удобства. Она была членом ДНО, мне не нужно было быть телепатом, чтобы понять это, и похитила Джеби, поскольку верила, что это поможет ее народу, хотя даже сейчас я не мог себе представить как.
Но так же ясно было то, что она не испытывает радости оттого, что предала людей, ребенка которых забрала, пусть они и относились к землянам. Я не стал давить ее вопросами, которые все еще не давали мне покоя. То, что я уже узнал, делало более легким ожидание ответов на них. Я бросил взгляд на комнату, где спал Джеби.
— Ему становится лучше?
Она выглядела удивленной, словно ожидала совсем другого вопроса.
— Ему лучше, лучше с тех пор как я стала заниматься с ним. Когда я работаю с ним, я помогаю ему раскрыть резервы своего мозга, каждый раз он узнает что-то новое. Когда-нибудь он должен научиться общаться самостоятельно. Он достаточно силен и многого хочет… — Она снова замолчала, кусая губы, словно внезапно осознала, как изменилось положение вещей и для него, и для нее.
Я вспомнил голограмму Джеби, ту, что показала мне его мать. Мийа была права, ему стало лучше, если считать подтверждением то, что я только что видел. Я посмотрел на лицо девушки, на нем ясно читались усталость и напряжение. Теперь я знал, чего стоила ей работа с ним… чего стоило ей принести его сюда. Я снова попытался понять: почему гидранка при всей ненависти к Федерации выполняет такую тяжелую работу, как помощь ребенку землян. У меня ничего не получилось — с равным успехом я мог бы попытаться читать ее мысли… или оторвать взгляд от ее лица, или поверить всему, что видел в ее глазах…
Я перевел взгляд на мужчин, все еще сидевших рядом у другого выхода из комнаты — возможно того, который ведет на улицу, судя по тому, как они наблюдали за ним. В комнате ничего не было, кроме циновки, на которой они сидели. Циновка была такая старая, что я не мог сказать, какого цвета она была изначально и был ли на ней сплошной узор, или же просто пятна; она вся была завалена мусором. Мы были где-то во Фриктауне, но, возможно, это была комната в Старом городе.
Я снова посмотрел на Мийю.
— Они никогда не позволят тебе снова увидеть Джеби, если он будет возвращен родителям… — Я заставил себя закончить фразу. — Что тогда случится с ним? Или он не хочет домой?..
— Конечно хочет, — вздохнула она. Затем тряхнула головой, словно отгоняя сомнения. — Совет не делает ничего, просто обогащается за счет общины. Кто-то должен сражаться за наше будущее, если мы хотим, чтобы оно было… — Ее голос сорвался. — Наши требования небезосновательны. Инспекция ФТУ находится здесь потому, что Тау не выполняет своих обязательств не только перед рабочими из Агентства контрактного труда, но и перед собственными гражданами. Мы хотим, чтобы ФТУ узнало, что Тау никогда не выполняет обещания, данные нам. Все, чего мы хотим, — это справедливости… А здесь не может быть никакой справедливости, пока все не узнают правду. — Руки девушки сжали край скамейки. — Мы отдадим Джеби инспекторам, когда они придут. И одним из наших условий будет то, что я буду продолжать заботиться о мальчике, чтобы доказать, что наш дар может принести пользу землянам. Чтобы доказать, что нам можно доверять…
— Что ж, это прекрасное начало, — сказал я.
Ее глаза соскользнули с моего лица, она слегка нахмурилась, обхватила себя руками и скрестила ноги, словно отталкивая меня всем телом.
— Мийа… — Я посмотрел на маленькое окошко, расположенное над нашими головами. Его поверхность слегка запотела, и я не мог выглянуть на улицу. Летучая мышь примостилась на подоконнике, наблюдая за нами тихо, но настороженно. — Я вижу, как ты заботишься о Джеби. И верю, что ДНО желает гидранам только хорошего. Но похищением ребенка вы ничего не добьетесь. Ты жила довольно долго на том берегу реки и знаешь, что правление Тау никогда не будет смотреть на сложившиеся обстоятельства глазами ДНО…
— Если они попытаются лгать нам, мы это узнаем, — сказала она твердо.
— Они могут лгать себе! — воскликнул я. — И ты не узнаешь об этом, пока не будет слишком поздно. — Она продолжала смотреть на меня, но у меня возникло ощущение, что я говорю с автоматом: огоньки горели, но мысли ее уже были не здесь. — Что заставило тебя, заставило ДНО поверить, что правление корпорации приравняет жизнь одного ребенка к своим интересам?
