— Надеюсь, ты задохнешься в своей складной пещере.
— Послушай, вот еще: невменяемость, галлюцинаторный бред…
— Угу, читай дальше.
— При этом недуге больной видит, слышит и ощущает вещи, которых не существует.
Инопланетянин отпрянул от окна в темноту.
На редкость загадочная планета.
Допустят ли его к этому таинственному ритуалу, если он научится сам бросать шестигранный кубик?
Он уловил исходившие из дома вибрации немыслимой сложности, замысловатые сигналы и шифрованные послания. За десять миллионов лет он побывал в великом множестве мест, но никогда не сталкивался с такими трудностями, как здесь.
Ошеломленный, он пополз прочь, чтобы мозг смог передохнуть на овощной грядке. Ему и прежде случалось заглядывать в окна к землянам, но не столь близко чтобы принять участие в причудливой работе их мысли.
— Но они только дети, — пояснил случившийся рядом огурец.
Древний ботаник тихо застонал. Если это сейчас были волны мышления детей, то каковы же они у взрослых? Какие непреодолимые сложности ожидают его там?
Обессиленный, он опустился рядом с кочаном капусты и понурил голову.
Все кончено. Пусть приходят утром и набивают из него чучело.
Мэри приняла душ, чтобы взбодриться. Обернув голову полотенцем, она ступила на остатки банного коврика, изжеванного псом Гарви.
Измочаленная бахрома путалась между пальцами, пока она вытиралась. Облачившись в халат из искусственного шелка, Мэри повернулась к зеркалу.
Какую новую морщинку, складочку или другой ужасный изъян обнаружит она на лице этим вечером в довершение депрессии?
На первый взгляд потери казались невелики. Но нельзя быть уверенной, невозможно предвосхитить ребячьи злодейства, которые могут разразиться в любой момент и ускорят ее моральный и физический распад. Наложив на лицо возмутительно дорогой увлажняющий крем, Мэри взмолилась о тишине и покое.
Покой в ту же секунду нарушил пес Гарви, который буквально надрывался от лая на заднем крыльце, куда был сослан.
— Гарви! — крикнула она из окна ванной. — Заткнись!
Дворняжка до смешного подозрительно реагировала на всякие передвижения во мраке; Мэри порой мерещилось из-за этого, что окрестности кишат сексуальными маньяками. Если бы Гарви лаял только на сексуальных маньяков, был бы толк. Но он облаивал пиццамобиль — фургончик, развозящий пиццу, самолеты, невидимые искусственные спутники и, как ей казалось, явно страдал галлюцинаторным бредом.
Не говоря уже о мании пожирания банных ковриков.
Мэри снова рывком распахнула окно.
— Гарви! Черт возьми, да замолчишь ты наконец?
Она с треском захлопнула окно и поспешно вышла из ванной.
То, что ожидало ее по другую сторону коридора, совсем не вдохновляло, но выхода не было.
Она открыла дверь в комнату Эллиота.
Та была завалена предметами любой степени негодности, вплоть до загнивания. Типичная комната мальчишки. Вот бы запихнуть ее в складную пещеру.
Мэри принялась за дело.
Разбирала, сбрасывала, расставляла по местам… Сняла с потолка космические корабли, закатила баскетбольный мяч в чулан. Предназначение украденных уличных указателей было ей непонятно. Иногда Мэри казалось, что у Эллиота не все дома. Легко объяснимо: безотцовщина, унылое детство не могли не наложить отпечаток на характер ребенка, да еще эта дикая склонность каждую свободную минуту шататься с Блуждающими Чудовищами. И вообще, он даже не положительный.
Возможно, это пройдет.
— Эллиот… — окликнула она маленького орка.
Ответа, естественно, не последовало.
— Эллиот! — завопила Мэри, повышая тем самым артериальное давление и углубляя морщинки вокруг рта.
Шаги Эллиота затопали по ступенькам, потом загромыхали в прихожей. Он ворвался в дверной проем и замер на месте во весь свой четырехфутовый рост, чем-то даже любимый и обожаемый, хотя сейчас Мэри так не казалось — с таким недоверием он смотрел на то, что сталось с его коллекцией хлама.
— Эллиот, ты видишь, на что теперь похожа твоя комната?
— Угу, я не смогу ничего найти.
— Никаких грязных тарелок, одежда убрана. Кровать застелена. Стол чистый…
— О’кей, о’кей.
— Так должна всегда выглядеть комната взрослого мужчины.
— Зачем?
— Чтобы мы не чувствовали, что живем в мусорной корзине. По рукам?
— Ладно, по рукам.
— Это письмо от твоего отца? — Мэри указала на стол, на знакомый почерк на конверте, который так хорошо знала по бесчисленным кредитным счетам. — Что он пишет?
— Ничего.
— Понятно. — Она попыталась ненавязчиво сменить тему. Ты не хочешь перекрасить комнату? А то здесь просто свинарник?
— Хочу.
— В какой цвет?
— В черный.
— Очень остроумно. Это здоровый признак.
— Я люблю черный. Это мой любимый цвет.
— Опять щуришься. Ты снимал очки?
— Нет.
— Мэри! — донесся снизу голос Властелина Преисподней. — Твоя любимая песня!
— Ты уверен? — она высунула голову за дверь.
— Твоя песня, мам, — сказал Эллиот. — Пойдем.
Из кухни и впрямь слышались звуки мелодии, исполняемой ансамблем «Персвейженс». Мэри начала спускаться по лестнице вслед за Эллиотом, стараясь ступать в такт ритмичной музыке.
— А отец не написал, когда собирается навестить вас?
— В День благодарения.
— Благодарения? Разве он не знает, что этот день я провожу с вами?
А в чем и когда он был последовательным? Разве что в последних строчках кредитных расписок, на которые извел бездну шариковых ручек. Приобретал запчасти для мотоцикла.
Представив, как он с ревом проносится где-то в лунном свете, Мэри вздохнула. Ладно…
В День благодарения она поужинает в кафе-автомате. Или закажет в китайском ресторанчике индейку, фаршированную гормонами для кожи.
Эллиот незаметно удрал, а Гарви начал лаять на приближающуюся машину.
Инопланетянин рыбкой нырнул и распластался между рядками овощей, пристроив несколько листьев над самыми выступающими участками тела.
— Не бойся, — сказал помидор. — Это всего лишь пиццамобиль.
Не зная, что такое пиццамобиль, инопланетянин счел за благо не высовываться из ботвы.
Фургон остановился перед домом. Дверь дома отворилась, и наружу вышел землянин.
— Это Эллиот, — сказала зеленая фасоль. — Он здесь живет.
Инопланетянин осторожно приподнял голову. Землянин лишь на самую малость превосходил его ростом. У землянина были смехотворно длинные ноги и живот его не волочился по траве, в элегантной манере некоторых высокоорганизованных жизненных форм — вопреки ожиданию зрелище не было чересчур отталкивающее.
