Мелкие мурашки по хребту превратились в крупных тараканов. Откуда техник знает его по имени? Или он не техник? Топаркин дернул клапан кобуры – проклятая кнопка заклинилась в самый неподходящий момент! — и уже открыл рот, чтобы позвать охрану, но техник быстро выпрямил руку и коснулся его где-то сбоку шеи. В голове у полковника помутилось, и когда он пришел в себя, то стоял, тяжело опираясь, на «техника», а тот заботливо подпирал его плечом.
— Не суетитесь, Марк Афанасьевич, а то еще запнетесь и головой о что-нибудь ударитесь, — негромко проговорил странный парень ему на ухо. — Кончайте дергаться и идите за мной. Пора начинать представление.
Он выскользнул из-под руки полковника – тот потерял равновесие и чуть не упал, с трудом удержавшись на ногах – и неторопливо пошел к входу в бункер. Топаркин словно во сне поплелся за ним. Какая-то его часть панически вопила, требуя приказать охране скрутить наглеца и очевидного лазутчика, но странная заторможенность мутила ему голову, не позволяя мыслить ясно. Что происходит? Да что же происходит, в конце-то концов?
Все в том же оглоушенном состоянии он прошел за «техником» через вход в будку (часовые проводили их удивленными взглядами, но ничего не сказали), во второй раз спустился по тускло освещенной лестнице и вошел в бункер, где царил все тот же бедлам. «Техник» с любопытством огляделся по сторонам. И тут Топаркин, которого наконец-то отпустило, все-таки вытащил пистолет и уткнул его лазутчику в спину.
— Не двигайся! — громко сказал он. — Или получишь пулю. Охрана…
Не обратив на него ровно никакого внимания, парень вложил в рот два пальца и свистнул. Нет, не так: СВИСТНУЛ. Звуковой удар буквально заставил полковника отшагнуть назад, едва не нажав на спусковой крючок, в уши ему словно вставили мягкие ватные пробки. Мгновенно наступила звенящая тишина.
— Добрый день, господа! — громко сказал «техник». — Прошу прощения за некоторую задержку, но мы дожидались готовности всех групп. Разрешите представиться: я Хранитель Сиолан, координатор нынешнего действа.
Он приложил руку к левому плечу, и над ним вспыхнул и закружился прямо в воздухе сине-желтый шар.
— Для всех, кто не в курсе дела, поясняю: сегодня на полигоне проводится демонстрация возможностей наших челноков. Они не столько боевые, сколько многоцелевые аппараты. Но мы намереваемся убедительно развеять любые иллюзии, что армия или спецслужбы Ростании смогут нам противостоять. Все собравшиеся стороны должны максимально полно зафиксировать происходящее. Надеюсь, аппаратура у всех работает как положено.
Генерал тяжело шагнул вперед.
— Значит, Хранитель? — буркнул он. — Чем докажешь?
— Опознавательного знака, похоже, вам недостаточно, — в голосе парня послышалась ирония. — Ну что же…
Он повернулся и шагнул к стене мимо Топаркина. Полковник не успел даже вздохнуть, как кулак «техника» с громким скрежетом ударил в железобетонную плиту, провалившись в нее, словно в песок. В лицо полковника плеснуло крошевом и пылью, и он в машинальном защитном жесте вскинул руку, едва не разбив себе скулу пистолетом.
— Устраивает, господин генерал? — поинтересовался Хранитель. — Или еще пару фокусов показать?
Он не спеша вытащил из стены руку, ушедшую почти по локоть, и продемонстрировал обломок арматуры. Рукав комбинезона оказался изорванным в клочья, но кожа под ним не выглядела даже поцарапанной. Небрежное движение кисти – и кусок ребристого металлического прута, мелькнув в воздухе, пробил железный шкаф в противоположном углу бункера. Генерал, побагровев, смотрел на Хранителя, хватая ртом воздух.
— Ну, поскольку дополнительных доказательств не требуется, начнем, — весело сказал парень. — Два наших челнока уже вышли в точку демонстрации. Прошу присутствующих обратить внимание на мониторы. Я позволю себе перехватить управление камерами наблюдения.
И внезапно тройной ряд экранов над длинным пультом вспыхнул белым.
Хмурый дождь барабанил по окну. Низкие тучи быстро стлались над землей, гонимые необычайно промозглым для летнего времени ветром. Бегемот, постукивающий пальцами по столу, выглядел ненамного веселей заоконной погоды.
Олег по своему обыкновению сидел на краешке подоконника, покачивая ногой. Он задумчиво глядел на стенку над головой Бегемота, где в массивной покрытой бронзовой краской раме висел портрет нечесаного мужика в кацавейке.
— Слушай, Пашка, я вот давно у тебя спросить хочу…
Бегемот оторвался от своих невеселых раздумий и с вялым интересом посмотрел на Олега.
— Скажи на милость, кто у тебя над столом повешен?
— Над столом? — удивился Бегемот. — Над каким столом?
Он заоглядывался по сторонам, словно держал в кабинете другие столы, кроме собственного. Не найдя ничего подходящего на роль ориентира, он запрокинул голову назад и несколько секунд в таком положении рассматривал содержимое могучей рамы.
— Ах, этот… Он, братец, в свое время был фигурой! Головой считался, крупным ученым. Очкариков в Академии Наук как тараканов гонял. Мне много интересного рассказывали, как он одни законы природы открывал, а другие, которые не понравились, закрывал. Сам Железняк с ним за руку здоровался. Потом, правда, оказалось, что не те законы он закрывал, не тех гонял, в общем, не то делал, что надо. Тогда и его самого… того. Закрыли, как таракана. Фамилия что-то у меня из головы вылетела, не то Мушенков, не то Плешаков… в общем, вот так. Мне сиё произведение искусства от прежнего хозяина кабинета досталось, очень тот его уважал. А у меня сначала руки не дошли снять, а потом привык вроде… — Он вздохнул. — Неграмотный ты человек, Шустрик. И чему только тебя в школе учили?
— Тому же, что и тебя, Бегемотина, — усмехнулся Олег. — В одном классе, чай, сидели, за соседними партами. Или склерозом ранним страдать начал?
— Вот так всегда… — снова загрустил Бегемот. — Хочешь людям добра, просвещаешь их… а они тебя ранним склеротиком обзывают, бегемотом и вообще. Грубый ты человек, Олежка, хамовитый. К тебе со всей душой, а ты!..
Грустный Бирон еще более походил на бегемота, чем обычно.
— Уж какой есть, — фыркнул Олег. — Слушай, Пашка, что ты вообще себе думаешь? Что у нас происходит? Я Хранителей имею в виду. Появились непонятно откуда, и вдруг все из-за них на ушах стоят. Сплошной кипеш и шухер. Ты понимаешь, ведь сам Шварцман меня инструктировал перед тем, как с одним из них свести. Лично! Начальник Канцелярии! И физиономия у него выглядела… как бы помягче сказать… оглоушенной.
