Там медленно, нехотя вздымался к небу водяной холм. Старый рыбак приставил ко лбу ладонь, вглядываясь.
– Не знаю, – сказал он, нахмурясь.
Холм продолжает расти.
В наступивших сумерках было заметно, что он светится изнутри.
– Не нравится мне эта штука, – сказал старик. – Давайте-ка подобру-поздорову…
Договорить он не успел. Холм с грохотом раскололся надвое. К небу взлетел столб синеющего пламени. Над холмом – теперь горой – образовались белые облака шипящего пара.
Стена воды, собравшись с силами, двинулась к берегу.
Глава двадцать шестая
ТАЙНА ГУГО ЛЕНЦА
Гибель Акватауна и прибрежного поселка взбудоражили страну. Оппозиция докопалась, что задолго до трагических событий в редакцию самой влиятельной газеты пришло письмо, правда, без подписи, в котором автор квалифицированно доказывал неустойчивость глубинной шахты, заложенной в Акватауне, на дне впадины.
Какая же сила заставила редактора спрятать письмо под сукно? Почему письму не был дан ход? Почему работы в Акватауне не только не были свернуты, но наоборот, ускорены?
Оппозиция добилась расследования, результаты которого, однако, не были преданы гласности, что породило массу слухов и толков.
– Вы слышали о письме, в котором гибель Акватауна была предсказана за год до того, как город погиб? – спросила как-то Рина у Иманта Ардониса. – Или это письмо – пустые россказни?
– Такое письмо было.
– Вы знаете точно?
– Совершенно точно.
– Как же с ним не посчитались? – возмутилась Рина. Имант пожал плечами.
– Пора привыкнуть к таким вещам, – сказал он.
– Каким вещам? Гибели тысяч людей, которую даже не пытались предотвратить?
– Вы ошибаетесь. Я уверен, все меры были приняты. Ствол шахты укрепляли, как только могли. Но любое новое дело требует риска.
– Да зачем он, риск?
– Не рискнешь – не выиграешь.
– Возможно, вы и правы, Имант, – устало согласилась Рина. – Я чего-то не понимаю. Чего-то очень важного.
– Я и сам когда-то думал так же, как вы, – сказал Ардонис. Переболел, как корью, верой во всеобщую справедливость.
– Знаете, что самое ужасное, Имант?
– Что?
– Ив Соич и остальные акватаунцы погибли точно в срок, указанный в письме.
– Это наводит на размышления. Между прочим, никаких контактов Акватауна с внешним миром не было. Значит, объяснение может быть только одно: автор писем, фанатик, осуществил свою угрозу ценой собственной жизни. Вы слышали в последнее время о новых письмах с гвоздикой?
– Нет.
– Я тоже. Это говорит в пользу моего предположения.
– А вдруг все-таки Акватаун погиб без чьего-либо злого вмешательства, в силу геофизических причин, о которых предупреждало письмо?
– Нет, это невозможно, – убежденно сказал Имант Ардонис.
Трагедия Акватауна вызвала общую панику. Резко подскочила кривая транспортных катастроф. По стране прокатилась волна самоубийств.
Однако бурные события последних месяцев проходили стороной, почти не затрагивая Рину.
Вдова Гуго Ленца давно рассталась с коттеджем – он оказался ей не по карману. Рина снимала крохотный номер во второразрядном отеле. Она подумывала о том, чтобы вернуться к прежней специальности, но найти работу медика было непросто. Можно было обратиться к Оре Дерви – Рина была уверена, что Ора ей не откажет. Однако Рина приберегала визит в клинику Св. Варфоломея на самый крайний случай.
Из газет она покупала только «Шахматный вестник».
Из прежних знакомых виделась только с Имантом Ардонисом, и то изредка, раз и навсегда пресекши попытки к сближению. Их связывала, кажется, только память о Гуго.
Они говорили о Ленце, как о живом, вспоминали его привычки, любимые словечки, шутки. Ардонис рассказывал Рине, как продвигается работа по расщеплению кварков.
Однажды, едва Имант ушел, в дверь Рины осторожно постучали. Нет, это не был стук, – кто-то осторожно скребся в дверь. «Кошка», – решила Рина и толкнула дверную ручку.
Перед ней стояла знакомая приземистая фигура.
– Робин, – прошептала Рина.
Да, это был Роб – без нагрудного знака, помятый и какой-то увядший.
– Проходи, – сказала Рина и заперла дверь. Сердце ее забилось.
Робин еле двигался, словно в замедленной съемке.
«Энергия кончается», – догадалась Рина.
– Мне осталось существовать тридцать минут, – подтвердил Роб ее догадку.
Рина знала, что с этим ничего не поделаешь.
Существуют шариковые ручки, которые выбрасывают, когда паста кончается: ручки сконструированы так, что зарядить их снова невозможно.
Собратьев Робина выпускали по тому же принципу. Делалось это для того, чтобы робот в своем развитии не превзошел определенного уровня.
Правда, тратить свой запас энергии робот мог по-разному. В среднем запас был рассчитан на 70 лет.
Когда Робин исчез, Рина вспомнила, что его энергетического запаса должно было хватить лет на 50 нормального функционирования. Как же случилось, что Робин растратил энергию чуть не за год? Но времени оставалось мало, а Рине нужно было выяснить так много.
Стоя перед ней, Роб как бы застывал. Теперь он чем-то напоминал Рине Будду, статую которого они видели когда-то с Гуго в музее.
– Робин, кто убил доктора Ленца? – негромко спросила Рина.
– Я знал, что ты это спросишь. Потому я здесь, хотя добраться сюда было трудно, – сказал Робин. Покачнувшись, он произнес: – Доктора Ленца никто не убивал.
– Никто? – переспросила Рина.
– Никто. Он сам убил себя.
– Не понимаю…
– Вот, – сказал Робин, протягивая Рине истрепанную записную книжку. – Она принадлежала доктору Ленцу. Просмотри. Потом я отвечу на твои вопросы. Только поспеши – у меня остается 20 минут.
Рина принялась лихорадочно листать страницы, исписанные знакомым почерком Гуго. Формулы… Идеи опытов… Отрывочные фразы…
«…Удивительный способ обуздания кварков. Проверю сегодня же. Если моя догадка правильна, на расщепление кварков потребуется энергии вдесятеро меньше, чем до сих пор думали все, в том числе и мой дорогой Имант.
Попробую ночью, не хочу откладывать. Стоит, право, не поспать ночь, чтобы увидеть, какую рожу скорчит утром Ардонис, моя правая рука, когда узнает результат».
Дальше следовало несколько строчек формул.
«Опыт крайне прост, никого не хочу пока посвящать в него. Тем более, что годится прежняя аппаратура. Рина спит… Решено, лечу…»
Рина припомнила далекую апрельскую ночь, когда проснувшись, она не застала Гуго и ждала его, волнуясь, до рассвета, обуреваемая тревожными мыслями. А потом, угадав приближение его орнитоптера, возвратилась в спальню, легла и притворилась спящей…
