Всех их надо устрашить, заставить прекратить опасную деятельность.
Мой план таков: разослать угрожающие письма всем, кто ответственен за судьбу человечества. И себе в первую очередь. В письме первом, адресованном физику Гуго Ленцу, укажу срок, названный Люсиндой, – три месяца. Постараюсь, чтобы мое письмо получило огласку, тогда требования, выдвигаемые в нем, станут общеизвестны.
Меня, разумеется, будут охранять все полицейские силы страны. Тем не менее, я умру в точно назначенный срок, и это потрясет всех. Никто не поймет, в чем причина смерти.
Со мной ясно. Но как быть с остальными? Как установить, сколько им осталось жить? Попытаюсь за несколько дней собрать о них хоть какие-то данные, необходимые для Люсинды. Сделать это лучше всего через известную Ору Дерви. Слышал, что у нее собраны медицинские карточки на очень многих людей.
Кто же следующий? Один из злейших врагов человечества – Ив Соич, чьей волей возник Акватаун. Имант рассказывал, что Соич самолично обнаружил на дне моря узкую глубоководную впадину, на дне которой и был воздвигнут подводный город.
Увы, карточку Соича мне раздобыть не удалось. Пришлось пойти по другому пути – посчитать время существования Акватауна. Соича не оторвать от его детища, он почти не покидает Акватауна. Погибнет подводный город – погибнет и Соич. Я достал об Акватауне все данные, какие только сумел, и Люсинда распорядилась ими наилучшим образом. Проходка шахты должна быть завершена через два года. Однако Люсинда, учтя принятые темпы проходки, производительность машин и даже такой фактор, как организаторский талант Соича, о котором я ей тоже рассказал, выдала более точный срок завершения проходки – полтора года. Сооружение, по мнению Люсинды, непрочно, несмотря на кажущуюся безопасность. Наибольшая опасность возникнет, когда проходка будет близка к завершению. Жаль мне Акватаун. Но пусть гибель немногих заставит одуматься остальных, остановит из перед пропастью…»
Рина читала дальше.
«Для некоторых мне не удалось собрать данных, по которым Люсинда могла бы вычислить время жизни. Решил: писать им буду тоже, угрожая смертью, но срок гибели не укажу.
Тяжко мне, тяжко… В глазах красные пятна, словно огненная гвоздика. Гвоздика? Гвоздика! Идея: к каждому письму приложить по цветку гвоздики. Просто так. Бессмысленно? Тем вернее подействует угроза. Где я видел ее? Гвоздику. Много гвоздики. Целый холм, обрызганный кровью. Ах, ну конечно же на клумбе, перед главным корпусом.
…Сегодня вечером, когда сотрудники разошлись, не поленился и нарвал охапку чудесной гвоздики. Имант будто чует что-то. Его вопросы выводят из себя. Еле дождался, пока он уйдет. Последними ушли Барк с Шеллой. Кажется, у них что-то намечается. Дай-то бог. Шелла славная женщина. Но что толку, если мир завтра может провалиться в тартарары?
Все, что могла, Люсинда просчитала. Два дня ушло у меня на составление списка тех, кому необходимо послать гвоздику. Чем больше писем, тем лучше. Целая пачка гвоздики пойдет в Акватаун.
Отправлять все письма залпом не годится. Надо делать это постепенно, чтобы общий страх нарастал во времени. Когда умру, посылать письма будет Робин: я его соответственно запрограммирую. Никому не придет в голову проверять робота…»
Рина медленно опустила записную книжку.
Робин не шевелился.
– Ты все письма разослал? – спросила Рина.
– Нет.
– Почему?
– Энергия кончилась.
– Где остальные письма?
Вместо ответа Робин медлительно распахнул на груди дверцу, на пол упала толстая пачка писем. Рина наугад подняла одно. – «Рине Ленц», – тихо повторила она адрес, четко отпечатанный на конверте. Потом надорвала пакет. Оттуда выпал засохший цветок гвоздики.
Прочесть письмо, адресованное ей Гуго, Рина не успела, – Робин с грохотом упал на пол. Это был конец.
Рина опустилась на стул, закрыла глаза, ей живо представилось, как больной, полубезумный Гуго возится с Люсиндой, весь в плену захватившей его идеи.
Многое стало теперь ей понятно. И частые поездки Гуго к Оре Дерви, и поведение Гуго в последние месяцы.
Дело медиков теперь – разобраться, было ли на самом деле какое-то излучение, поразившее Ленца, или он пал жертвой шока, вызванного взрывом установки.
Ей же суждено одно – горькое одиночество, которое даже Робин не скрасит.
Арно Камп ехал на службу в подземке. С некоторых пор он снова вернулся к прежней своей демократической привычке – пользоваться общественным транспортом. Кампу повезло – едва он вошел в вагон, на скамье освободилось местечко.
Сидевший рядом развернул свежую газету. Камп заглянул через плечо соседа. В глаза бросилась шапка через всю полосу: «Молодой ученый Имант Ардонис впервые в истории физики расщепил кварки».
