Джил выпустила руку Фостера, и теперь он стоял на другой стороне улицы и жестами звал ее к себе. Самый подходящий момент улизнуть, попробовать вернуться назад и найти Боба. Но она боялась остаться одна на этих узких, запутанных улицах.
Стоя у киоска с украшениями, Джим Фостер брал одну вещь за другой и тут же бросал обратно. Сплошной хлам. Ничего стоящего. Медальоны с изображением Купола Скалы, головные платки с нарисованными на них ослами[111]. Вряд ли стоит покупать их для Кэт – примет за шутку, да еще дурного вкуса. Забыв, что он все еще держит в руке один из этих безобразных медальонов, Джим Фостер обернулся поискать Джил и увидел, как она исчезает в толпе. Противная девчонка, что ей взбрело в голову? Джим двинулся за ней и, уже почти перейдя улицу, услышал разъяренный голос торговца из киоска:
– Три доллара! Вы должны мне три доллара!
Он оглянулся. Торговец стоял за прилавком, весь красный от гнева.
– Вот, забирайте! Мне не нужна ваша дрянь, – сказал Джим и бросил медальон на прилавок.
– Ты взял, ты купил! – крикнул старик и что-то залопотал, обернувшись к соседу.
Оба принялись размахивать кулаками, привлекая внимание собравшихся на базаре торговцев и покупателей.
Какую-то секунду Джим стоял в нерешительности, и вдруг его охватила паника – на Ближнем Востоке никогда не знаешь, чего ждать от толпы. Он быстро пошел прочь, ускоряя шаг по мере того, как нарастал шум у него за спиной и все больше прохожих оборачивалось в его сторону. Наконец он пустился бежать, пригнув голову и расталкивая толпу локтями. Люди, которые делали покупки или просто слонялись по базару, расступались, теснили друг друга и еще больше увеличивали общую неразбериху.
– Что случилось? Он что-то украл? Подложил бомбу?
Гул голосов становился все громче. Взбежав по первому лестничному маршу, Джим увидел, что ему навстречу спускаются двое израильских полицейских; он снова бросился вниз и стал пробиваться сквозь толпу, запрудившую узкую улочку. Задыхаясь, чувствуя резкую, как от удара ножом, боль под ребрами слева, он все больше впадал в отчаяние: вероятно, полицейские уже расспросили кого-нибудь из толпы и теперь преследуют его. Они уверены, что он вор, анархист или что-то в этом роде. Что сказать в свое оправдание? Как объяснить?
Не владея собой, утратив всякое представление о направлении, Джим пробился через толпу и, выбежав на более широкую улицу, понял, что спасения нет. Дорогу преграждало целое скопище паломников, которые шли, взявшись за руки, так что ему пришлось прижаться к стене. Казалось, толпа состояла из одних мужчин, одетых в темные брюки и белые рубашки. Они смеялись, пели и вовсе не походили на паломников. Толпа повлекла Джима за собой, как волны влекут обломки кораблекрушения; не в силах совладать с этим мощным потоком, он вскоре оказался в центре огромного открытого пространства, в самой середине которого танцевали, плечом к плечу, взявшись за руки, одинаково одетые молодые люди.
Боль в левой стороне груди усилилась. Джим не мог ступить ни шагу. Посидеть бы хоть минуту, но негде. Прислониться бы к чему-нибудь, хотя бы к той огромной желтой стене, но до нее не добраться. Дорогу загораживал строй курчавых мужчин в черных шляпах. Они молились, бия себя кулаками в грудь. «Здесь одни евреи, – подумал Джим, – я им чужой». Его вновь охватили отчаяние и страх. Что если те двое полицейских уже где-то рядом и пробираются к нему сквозь толпу? Что если все эти люди перестанут молиться, перестанут отвешивать поклоны перед Стеной Плача, обернутся и обратят на него свои обвиняющие взоры и голоса всех собравшихся сольются в общем возгласе: «Вор! Вор!»?
Джил Смит думала только об одном – поскорее оказаться как можно дальше от Джима Фостера. Она не хотела иметь с ним ничего общего. Конечно, пока все они в одной группе, ей придется соблюдать вежливость, но через несколько часов они уезжают из Иерусалима, а на теплоходе им вовсе не обязательно поддерживать знакомство. Слава богу, они с Бобом будут жить в нескольких милях от Литтл-Блетфорда.
Джил быстро шла по узкой, забитой людьми улице все дальше от базара с его лавками, обгоняя бесчисленных туристов, паломников, священников, однако ни Боба, ни других членов их группы она не увидела. На каждом шагу попадались указатели к храму Гроба Господня, но Джил не обращала на них внимания. Она не хотела входить внутрь этой святыни. Ей казалось, что этого нельзя делать. Если она окажется среди людей, погруженных в молитву, в этом будет какая-то фальшь, лицемерие. Что-то нечистое.
Ей хотелось побыть одной, посидеть, собраться с мыслями. Джил казалось, будто стены Старого города постепенно наступают на нее, и она подумала, что, если идти вперед, возможно, из них и удастся вырваться туда, где нет такого шума и толчеи, где наконец можно будет вдохнуть полной грудью.
Вдали показались ворота, но не ворота Святого Стефана, через которые они вошли в город. На одном указателе стояло слово «Шехем»[112], на другом – «Дамаск». Джил совершенно не интересовало, что это за ворота, – лишь бы они вывели ее из города.
Она прошла под огромной аркой; здесь, как и у ворот Святого Стефана, рядами выстроились машины и автобусы и большая толпа туристов переходила широкую улицу, направляясь в город. В самой гуще толпы стояла Кэт Фостер с тем же потерянным и озадаченным видом, какой, вероятно, был у нее самой. Повернуть назад поздно – Кэт ее заметила. И Джил неохотно пошла ей навстречу.
– Вы не видели Джима? – спросила Кэт.
– Нет, – ответила Джил. – Я потеряла его в этих закоулках. Я ищу Боба.
– Ну, так вы его не найдете, – заявила Кэт. – Никогда не сталкивалась с подобной неорганизованностью. От здешних толп можно просто сойти с ума. Вся наша группа разбрелась кто куда. Леди Алтея отправилась в отель. У нее настоящее нервное расстройство – потеряла зубы.
– Потеряла… что? – переспросила Джил.
– Передние зубы. Она откусила кусок хлеба – и зубов нет. Посмотреть на нее, так жуть берет.
– Боже мой, для нее это настоящая трагедия, – сказала Джил. – Как я ей сочувствую!
Услышав гудок автомобиля, они посторонились и, выбравшись из потока машин, пошли по тротуару, не думая о том, куда направляются.
– С ней были ее друзья. Они все говорили, что надо найти дантиста. Да где его найдешь в таком бедламе? К счастью, у ворот Святого Стефана мы наскочили на полковника и он взял бразды правления в свои руки.
– И что он сделал?
– Тут же нашел такси и усадил ее туда с глаз долой. Она чуть не плакала. Полковник спровадил ее друзей и сел к ней в машину. Должна вам сказать, что никогда леди Алтея так не радовалась присутствию полковника, при всем том, что всю жизнь только и делает, что помыкает им. Ну как же мне отыскать Джима?! Что он делал, когда вы видели его в последний раз?
– Точно не помню, – неуверенно ответила Джил. – Кажется, хотел купить вам подарок.
– Знаю я его подарки, – сказала Кэт. – Я их получаю всякий раз, когда у него нечиста совесть. Господи! Чашечку бы чаю сейчас или хотя бы посидеть где-нибудь, чтобы ноги отдохнули.
Они продолжали идти, рассеянно глядя по сторонам, и увидели вывеску с надписью: «Сад Воскресения»[113].
– Сомневаюсь, что здесь нам дадут чаю, – сказала Джил.
– Кто знает. Во всех туристических центрах названия довольно нелепые, – возразила Кэт. – Как в Стратфорде-на-Эйвоне – там везде либо Шекспир, либо Анна Хатауэй[114]. Ну а здесь – Иисус Христос.
Они спустились к небольшой, выдолбленной в скале площадке, к которой с разных сторон вели мощеные дорожки. Служитель, стоявший в центре, протянул им тонкую брошюру. В ней рассказывалось о саде Иосифа Аримафейского.
– Чаем здесь и не пахнет, – сказала Кэт. – Нет-нет, благодарю вас, гид нам не нужен.
– По крайней мере, можно посидеть на парапете, – прошептала Джил. – За это нас, надеюсь, не заставят платить.
Служитель отошел, пожимая плечами. Скоро сад заполнят паломники. Они народ более любознательный.
Кэт принялась изучать брошюру.
– Это место не менее популярно, чем храм Гроба Господня, – сказала она. – Я полагаю, что они распределяют туристов по разным точкам. А вон та развалина, прилепившаяся к стене, должно быть, и есть гробница.
Они перешли на другую сторону площадки и заглянули в отверстие в стене.
– Там пусто, – сказала Джил.
– Так и должно быть, а как же иначе? – ответила Кэт.
Здесь по крайней мере царил покой, они могли посидеть и отдохнуть. Сад был почти пуст, и Кэт решила, что для орд, которые обычно толкутся в нем, еще слишком рано. Она искоса посмотрела на свою спутницу: у Джил был усталый, расстроенный вид. В конце концов, может быть, она к ней несправедлива. Вероятно, Джим сам устроил вчерашние бега.
– Послушайте моего совета, – вдруг сказала Кэт, – сразу заводите детей. Мы слишком долго ждали, и вот результат – остались без потомства. О да, я все испробовала. Продували трубы – чего только не делали. Не помогло. Врачи говорили, что, может быть, дело в Джиме, но он ни в какую не хотел обследоваться. Теперь, конечно, слишком поздно. У меня сейчас тот самый период…
