более интересному. Но почему так? Разве он не поразился чванливому богатству земли киконов? Разве не взял в их столице много женщин и еще больше добычи? Разве не интересны обычаи и пейзажи земли лотофагов, к которым, пусть и на краткое время пристали путники? Ничего этого у Гомера нет. Все чудеса и красоты начинается с земли циклопов, которые описываются с тем удивительным рвением, с каким слушателям интересней было послушать и о предыдущие землях.
Возможно, ответ на этот вопрос зашифрован прославленным рапсодом в плодах лотоса. Да, сам Одиссей не поминал, что ел их, но именно после земли лотофагов начинаются те удивительные приключения хитроумного мужа, которые мы так хорошо помним из собственного детства. Значит, все же отведал. Но что это за плод такой?
За ответом снова обратимся к Берару. По его мнению, подкрепленному позднейшими исследованиями, это растение не имеет ничего общего со священным египетским (и уж тем более индийским) лотосом, спутники Одиссея имели дело с ююбой; она еще называется лотос зизифус или китайский финик. Это колючий кустарник, чьи плоды действительно схожи с финиками, издревле используются в пище, а также в медицине. Именно их прописывали в те времена страдающим бессонницей и тревожностью, поскольку содержащиеся в ююбе алкалоиды обладают сильным седативным действием.
Уж не на это ли намекает Гомер, когда быстро оттарабанив первые точки пути, вдруг расцветает знакомым роскошеством слога? Тогда все последующее приключение Одиссея предстает в совсем ином свете. Психиатры не дадут соврать, когда скажу, что у видевших наркотический сон людей по пробуждении именно он подменяет реальность, которая выглядит тусклой, словно стершаяся монета, и тоскливой, как гудок маяка. Если так, то шутка автора вышла более чем знатной. Одиссей увидел удивительный сон, в котором он бился с Полифемом, спасался от лестригонов, сирен и чудовищ, а еще был любовником двух прекраснейших женщин, каждая из которых желала обладать им, но он никому не дался, даже бессмертной полубогине. А потом жестокий шторм выбросил его возле Схерии, где и начинается наше с ним знакомство. И теперь образ хитроумного мужа предстает нам совсем в ином ключе, он становится прообразом не только приснопамятного Мюнхгаузена, но и его прародителя Шельмуфского; тем более под иным углом видятся и его бесчисленные приключения. Интересным выглядит и тот факт, что ни в одном из случившихся с ним злоключений сам герой не повинен, упрекая спутников, богов, чудовищ и фатум, ровно как это делали и все его вышеприведенные последователи.
Впрочем, это не единственный раз, когда Одиссей принимал что-то сильнодействующее. Позднее, на острове Цирцеи, когда путники попробовали отравленный волшебницей йогуртовый напиток кикеон, традиционное лакомство эллинов, он по совету ничуть не менее хитроумного Гермеса, воспользовался противоядием - некой "травой моли", после чего освободил друзей, но сам вынужден был сожительствовать с ведуньей еще долгий год и лишь затем вернуться на корабль. Ученые предполагают, что это был подснежник обыкновенный, который содержит галантамин и действительно способен купировать наркотическое опьянение, больше того, сегодня именно он используется в борьбе с болезнью Альцгеймера.
Это не просто второй раз, когда путешественников пытаются отравить, всякий раз при этом у них возникает яростное нежелание возвращаться на Итаку. Странная настойчивость, если вдуматься, явно не без причины появившаяся. Позднее схожего эффекта пыталась добиться от Одиссея и Калипсо, правда, вербально, на протяжении лет уговаривая любовника не просто делить с ней ложе, но стать ее мужем, бессмертным жителем острова. И все равно получила отказ.
Что-то в этом есть, что-то, сильно тревожащее автора, раз он не раз и не два, но постоянно возвращается к этой теме. И вот теперь давайте перейдем от странствий героя к путешествиям самого Гомера. Кем был величайший сказитель древности?
Ответ на этот вопрос может быть почерпнут лишь из одного источника, произведений самого автора. Никаких свидетельств существования Гомера не сохранилось, больше того, мы не можем сказать наверное, один ли человек написал обе поэмы. Сами знаете, насколько различны и повествовательно, и структурно "Илиада" и "Одиссея", неудивительно, что некоторые эллинисты сходятся во мнении, что они принадлежат перу разных людей. Больше того, изначальный вариант поэм, возможно, не существовал вовсе. Мы не можем с уверенностью сказать, когда именно были записаны эти произведения, возможно, во время их появления на свет, а может, через век или полтора. Историки и искусствоведы и тут не могут прийти к единому мнению. Все дело в том, что изначально обе поэмы предназначались для декламации перед узким или широким кругом слушателей, неудивительно, что с течением античности корпус их песен видоизменялся, добавлялись одни, удалялись другие. Знакомый нам канон был создан александрийскими филологами только в 150 году до н.э. - какой вид имели поэмы изначально, можно лишь догадываться.
Но попробуем проникнуть в историю создания "Одиссеи", какие бы препоны нам ни ставила сама история, и попытаемся разобрать причины ее появления на свет. Но для начала вернемся к тому, что мы можем узнать об авторе, исходя из текста. Первое уже сделано: мы удостоверились, что Гомеру была хорошо знакома медицина, а во времена отсутствия публичных библиотек, человек мог почерпнуть знания лишь из собственного опыта или умений родных и близких. Исходя из того, насколько хорошо автор разбирается не только в лекарствах, но и в анатомии, а для этого достаточно перечитать сцены избиения женихов Одиссеем, за Гомером можно предположить навыки врача общей практики, своего рода фельдшера, коим был, к примеру, Булгаков. Даже не беря в расчет "Илиаду", наполненную хирургическим смакованием подробностей битв, мы можем согласиться с подобным выводом. Больше того, исходя из детальных подробностей избиения, в которых причиняемые женихам увечья и смерти описываются так же с большой точностью и ясностью, становится понятным, насколько хорошо автор знаком и с механикой боя. Военврач? Исходя из времени написания поэм, вполне допустимо. Эллинским городам в ту пору угрожала Ассирия, только недавно подмявшая под себя Финикию, а вслед за ней покорившая и те полисы и колонии ахеян, что находились по другую сторону Эгейского моря, на полуострове Малая Азия, родине Париса и Гектора. Беженцы из Передней Азии наводнили города Эллады, и в их числе были не только эллины, но и финикийцы. До прямого столкновения, по счастью, дело не дошло, но угроза вторжения долгое время оставалась реальной. Впрочем, и без грозных соседей ахейцам хватало проблем - на восьмой век приходятся сразу несколько внутренних конфликтов, прежде всего, между Спартой и другими полисами: Аргосом и Мессеной и захват Коринфом Мегариды. Надобность в хороших лекарях тогда была большой.
Здесь важно заметить
