Вот каким увидел я себя в это утро, яркое и солнечное.
Нектар, пыльца, семена, зерна — все это имелось у меня с запасом. Но истощенный организм нельзя восстановить только растительной пищей. Надо прибавить животные белки и жиры.
Глянув вниз, с гамака, я увидел, как тонкая оса, упираясь ногами в землю и подняв крылышки, волочит по земле огромную жирную гусеницу. Вот оса отбежала от своей жертвы, стала копать ямку, но потом вернулась, как бы проверила — на месте ли добыча! и снова подбежала к ямке. И копает, копает. Я вижу как гусеница делает слабые движения: оса, прежде чём притащить ее сюда, парализовала уколами нервные центры. Гусеница ни жива ни мертва. Скоро оса выроет ямку, втащит туда гусеницу и отложит на ее тело яичко. И личинка будет жить за счет гусеницы, развиваться, превратится в осу.
Но я голоден. Осторожно спустился с гамака и стал пробираться к гусенице.
Нет, такая пища мне сегодня не по душе. Надо поискать другую.
Я посмотрел на реку — там столько мальков! Надеть скафандр и ловить рыбу? Но чем ловить? Сетями пауков. Чем не рыболовная снасть? Ими я перегорожу один из протоков реки.
Рыба будет!
Лист 39
Каждый день спускался я на дно реки, надевал скафандр и осматривал свой невод. Конечно, мальки попадались не часто. К рыбной пище я стал привыкать.
Один самый большой колокол серебрянки я приспособил для хранения улова: перевернул его, привязал к веткам куста, склонившимся над рекой. Получился сачок.
Лист 40
Шли дни, а я все еще не оставлял эти места.
Всякий раз, спустившись на дно, я не сразу направлялся к моему неводу, а подходил к затону. Все присматривался, не лежит ли там мой дневник — пачка листков, запечатанная в воске. Но дневника не было. Как и раньше, у входа в затон стояла светло-зеленая гидра и тянулись по воде ее щупальца.
Конечно, мой дневник мог вывалиться из мешка и не в затоне, а в другом месте реки. Но все же надо непременно попытаться пробраться в затон, где обитает гидра. Не остался ли там дневник?
У меня были в запасе сети, неводы, мешки.
И вот однажды я решился: накину на гидру сеть и обшарю затон. Несколько шагов отделяло меня от гидры, когда, заслоняя ее, мимо проплыла огромная черная рыба. Я отбежал, прижался к береговому обрыву и увидел, что из грунта торчит какое-то животное, извивается, буравит грунт.
Оно вгрызалось в землю, пыталось скрыться. Не удавалось: грунт не поддавался, видимо, мешали плитки известняка.
Животное упало на дно, стало уползать. Змея? Тело, составленное из гигантских колец, подтягивалось, извиваясь в разные стороны, и при этом казалось, что кольца движутся сами по себе. Змея то сокращалась, то становилась длиннее. Через мгновение на змею кинулась черная огромная рыбина. Резки и неожиданны были движения этого хищника, который тоже то сокращался, то удлинялся. Только челюстные пластинки, усаженные острыми зубами, и несколько глаз успел я рассмотреть. Не скоро я догадался, что вижу пиявку, схватившую дождевого червя. Пиявка и дождевой червь! Хищник намертво присосался к водяной змее. Она крутилась, вертелась, билась о подводный обрыв, пыталась уползти. Дикий танец. Замутилась вода. Я отступал все дальше и дальше от затона. Неожиданно обвалился подводный выступ берега. Обвал, темнота! Я успел выплыть и выбраться на берег. Отдышался. Снова спустился на дно реки. Муть осела — вода стала прозрачной. И я увидел: затон завален землей. Все кончено! Искать здесь нечего…
Лист 41
Я часто думал: не обосноваться ли на этом берегу? Устроиться в пещере так, чтобы не бояться холодов, сделать запасы. Рядом — река. Я стал понимать жизнь подводных обитателей. Здесь пауки-серебрянки готовят для меня скафандры, плетут сети-неводы. Я всегда могу ловить рыбу.
Но ветры! Ни с того ни с сего начинают они вдруг дуть около реки, опрокидывают и ломают все на свеем пути, поднимают вихри пыли, песка (а для меня песчинка — почти булыжник!), жалобно воют у входа в пещеру. Нет, надо вернуться в свой старый дом, где я жил и писал дневник. Нужно уйти с этого берега.
Но я медлил, откладывал со дня на день и все так же спускался на дно.
Как часто, когда я бродил по дну Великой Медленной реки, совсем рядом со мной показывались медленно передвигавшиеся сооружения — жилища ручейников.
Все эти сооружения возводились в воде личинками ручейников.
Прутики и кусочки тростника, хвоинки и мелкие раковинки, обломки веточек, мох, песчинки — все, что можно подобрать в воде, все это идет для построек ручейников. Разнообразный и неожиданный материал скрепляется ручейниками прочными шелковинками в весьма надежное сооружение.
То мимо меня двигалась черепицеобразная постройка, в которой кусочки тростника лежали один на другом совсем так, как плитки черепицы в старинных голландских домиках, то дом-чехол, а иногда дом-футляр. Видел я и такую черепицеобразную постройку, которая была сооружена из обломков коры и из кусочков листьев, очень аккуратно вырезанных.
Все эти сооружения возводились в воде личинками ручейников. Непрерывно достраивались. Так и передвигались личинки ручейников — каждая со своим домом, в котором росла. Приходил срок превращения. Над рекой уже носились крылатые ручейники.
Видел я и передвигавшееся в воде гнездо неведомой птицы. Присмотрелся — опять ручейник! Дом был сделан из мха.
Не сразу, не вдруг научился я различать эти постройки среди разных обломков раковин и камней, лежащих на дне, среди плавающих веток и разных живых существ, двигающихся, стоящих, поднимающихся в воде.
Как-то шел я по дну реки. В одном месте, где течение было быстрое, я ухватился за выступ скалы и увидел качающийся в воде дом-трубу. Такие жилища ручейников я уже встречал. Но все же удивился: течение быстрое, а дом плыл совсем медленно, сопротивляясь течению — два камня были прикреплены к основанию дома-трубы.
Громоздкими, тяжелыми, неуклюжими показались бы мне постройки ручейников на земле. Но в воде эти дома разнообразной архитектуры были легки и подвижны.
Лист 42
И все же я нашел свой дневник…
Края его были изгрызены, воск местами сошел. Вода просочилась в пачку, и листки намокли. Осторожно доставал я листок за листком. С жадной радостью трогал, расправлял их. Смотрел, проверял номера. Начинал читать одну страничку, но тут же, не дочитав, хватал другую, оставлял и ее, брался за третью.
Я был горд собой: буря, ветер, кораблекрушение, вода унесла дневник, но маленький человек, исследующий Страну Дремучих Трав, нашел его на дне реки!
И на этот раз я уже передам, непременно передам людям свои листки.
