Она почувствовала, что падает, но в последний миг Илья подхватил ее на руки. И боль, будто ей, наконец, открыли шлюзы, выплеснулась, ушла в эти огромные сильные руки.
Это было нечто совершенно новое — боль в Окне. Признание Полины ошеломило всех. Как грибы после дождя, стали множиться догадки и предположения — робкие, туманные, ибо все усложнилось до таких пределов, что даже никогда не унывающий Крайнев в сердцах сказал Илье:
— Мы стремительно проваливаемся в болото противоречивых фактов. Мы их систематизируем, а осознать, как говорит ваш Дангулов, не можем… Кстати, что с Лоран?
— Ничего опасного, — ответил Илья. — Небольшое нервное истощение. Ввожу ей нужные препараты и заставляю отсыпаться.
Он вспомнил, как не хотела вчера Поль отпускать его, как прижималась к нему маленьким телом и вздрагивала, вздрагивала. А вот собственных слов не помнил. Знал только, что были они нелепые и почему-то веселые: «Это ерунда, боль. Вот мы…» Они совершенно не соответствовали моменту, и, может, поэтому Полине стало чуточку легче и она согласилась на гипносон.
— Это хорошо, — порадовался Крайнев и, скупо улыбнувшись, добавил: — Вы и потом ее жалейте, ладно?
Илья хотел отшутиться, но передумал.
— Федор Иванович, — спросил он. — Где сейчас может находиться кибернетик?
Хозяйство Антона размещалось в двадцать-первом коридоре — подальше от всевозможных вибраций и полей лабораторных отсеков. Здесь было тихо, в многочисленных иллюминаторах лениво плескался сбитый желток псевдотуманности.
Антон рисовал на магнитном экране синтезатора какие-то схемы. Синтезатор сердито гудел, выбрасывая одну за другой пластинки модулей — одинаковые, как две капли воды, и все же разные» Антон беспрестанно что-то вычеркивал, добавлял.
— Вы его замучаете, — кивнул Илья на синтезатор. — У него, по-моему, воспроизведение запрограммировано только с уже отработанных схем. Не так ли?
— А я нарочно, — глаза у Антона оказались серыми и прохладными, будто осеннее утро. — Пусть умнеет. Программа-то у него не жесткая, а целевая, страх не люблю жестких программ.
— И в жизни тоже? — поинтересовался Илья.
— О-о-о! — Антон воздел руки к потолку. — Я обязательный через необязательность. Друзья это знают. И чем срочнее что-либо нужно, тем небрежнее и вскользь меня об этом просят… Что за человек этот Антон? — удивился кибернетик самому себе. Получилось смешно и непосредственно.
— Кстати, — как бы невзначай заметил Илья. — Ходят упорные слухи, что логический блок Станции дает… сбои.
— Слухи! — взвился Антон. — Да это чудовищная ложь! У нас не блок, у нас, запомните, мозг! Прекрасный мозг!
— А постоянные перепланировки Станции? — возразил Илья. — Уж очень смахивает на пунктик.
Кибернетик скис.
— Это есть, — пробормотал он, присаживаясь на какую-то коробку, — тут вы правы… Однако все проверки дают норму. Мы даже на Землю возили энергослепок нашего любимца. Показывали там лучшим специалистам. Примеривались они к нему так и эдак и говорят: великолепный мозг, подарите, — смеются, — его нам, мы шефу на день рождения подарим… Да, дела…
— А вы вот чем поинтересуйтесь, — посоветовал Илья. — Раз он у вас такой умница, то мог все эти перемены декораций не только для целевой, но и для любой другой программы приспособить.
— Любопытно. Вы говорите: приспособить? Для целевой? — Антон решительно повернулся и пошел к пульту связи с логическим блоком.
— Вдруг что выяснится — позвоните! — крикнул ему вслед Илья, но кибернетик, очевидно, уже не слышал его.
Вся работа с утра валилась из рук. Илья пошел было в Пустыню, — захотелось побыть одному, — но там кружил с застывшим взором Треверс, и Ефремов вернулся в медотсек.
— Опять Кен кружит, — пояснил он, отвечая на безмолвный вопрос Полины. — Неприятно.
— Делится?
— И, по-моему, активно. Вот бедняга. Идет, идет, потом вдруг останавливается и давай себя ощупывать: цел ли.
Илья снова уткнулся в ленты: вот уже четыре дня он проверял архив электронного диагноста. Полина сидела молча, демонстративно скрестив руки на груди.
— Ил, неужели тебе не надоело? — наконец спросила она. — Да, я сама советовала проверить психику членов экипажа. Ты это сделал. Разве записи диагноста не убедили тебя, что на Станции все в порядке?
— Убедили, — рассеянно кивнул Илья. — Я теперь только «лунатиками» занимаюсь. Ищу частности. Они представляются мне как отдельные понятные слова в потоке бессвязной речи, внятно произнесенные слова.
— Ты что? — Полина не скрывала недоумения. — Ты в самом деле считаешь хаотическую информацию речью? Ищешь в ней смысл?
— Нет, конечно. Волноводы, наверное, и есть волноводы — связующее звено… Команда — отчет о выполнении, опять команда… Но, может, кто-нибудь из медиумов понял команду?
Илья устало отстранил подставку с кассетами, и лентами. Он смотрел на Полину: ненавязчиво, ласково, будто приглашал вспомнить об их тайне, о тех безднах доверчивости, которые открылись им.
Полина замерла. Она дышала неровно и горячо, прикрыв глаза и покусывая губы. Смуглые руки ее, до сих пор свободно лежавшие на столе, вдруг напряглись, будто что-то отталкивали.
— Не надо, Илюшенька, — она покачала головой. — Не смотри на меня так… Мы должны разгадать тайну Окна. А потом… Потом мы найдем остров. Необитаемый остров. Я не могу любить между делом, Ил. Да, да, я, наверное, бешеная, ненасытная, чересчур искренняя. Какое счастье, что я родилась именно теперь, а не в прошлые века. Тогда все путали, путали… И ничего не понимали до конца — ни душу, ни тело…
— Не обижай предков, — улыбнулся Илья. — Ты несправедлива.
Просмотрев остальные ленты, он вызвал Антона.
— О-о-о! — обрадовался кибернетик. — Вы, конечно, не Норберт Винер, Илья, но кое-что в машинной логике соображаете. Вы знаете, что учудил наш общий друг? Знаете, откуда эта лавина перепланировок?
Илья пожал плечами:
— Наверное, увлекся театром. Смена декораций.
— Нет, нет! — Антон замахал руками. — Никаких отклонений. Наш друг всего-навсего развил целевую программу, причем в лучших традициях гуманизма.
— То есть? — их разговор заинтересовал и Полину.
— О-о-о! Мы с вами не поняли элементарного, уважаемая Лоран. Я же всем говорил — на Станции великолепный мозг. Так вот. Целевая программа обязывает его производить корректировки нашего «изменяющегося мира» раз в шесть-семь месяцев. Верно я говорю?! Но программа рассчитана на нормальных людей, работающих в нормальных условиях. А у нас что? Одни неврастеники.
