Это была сингапурская копия одной из первых моделей доктора Рока. Имея в своем распоряжении масс-спектрометр и систему нейтронно-активационного анализа, хороший специалист по ароматической химии сможет вычислить всех посетителей бара за последние сутки и определить время их присутствия с точностью до часа. Я сам, с университетским оборудованием и свеженькой докторской диссертацией, сделаю такой анализ для сорока восьми часов. «Яйцо», более дешевое, чем охранная сигнализация, и более надежное, чем видеонаблюдение, служило превосходным средством профилактики преступлений.
«Яйцо» принесло доктору Року Нобелевскую премию, а мне — докторскую диссертацию. Я допил пиво.
— Теперь ты можешь называть меня доктором Аристотелем.
Фернандо рассмеялся и принес еще одну порцию.
— За счет заведения, док.
Я взял кружку и отправился в дальний угол пофлиртовать с парнями.
Примерно через час появился Рассел, и мы зашипели друг на друга.
— Ну конечно, в городе больше нет баров для геев, — бросил я.
— Знаешь, — протянул он своим сюсюкающим голосом, — будь у тебя столько парней, сколько у меня, в этом вшивом городишке ты не нашел бы ни одного бара, где нельзя наткнуться на парнишку, которого когда-то трахал. Поверь, Аристотель, ты один из многих. — Он смерил меня презрительным взглядом и покачал головой.
Рассел был моим первым любовником, когда я приехал сюда учиться в магистратуре, но не первым в жизни, хотя несколько недель я позволял ему тешиться этой мыслью. Мы расстались примерно год назад и, как я полагал, вполне мирно. Как оказалось, у Рассела было другое мнение, и с тех пор он всячески меня донимал.
— Угостить тебя, Рассел? — Сегодня меня одолела ностальгия.
— Думал, ты никогда не предложишь, — ответил он. — Бармен! Бармен! Земляничный дайкири, пожалуйста.
Я отдал кий одному из парней.
Фернандо закатил глаза и включил блендер. Я улыбнулся ему и занял табурет рядом с Расселом.
— Я теперь доктор. Вчера сдал диссертацию.
— Давно пора, Аристотель. Я уж думал, ты поседеешь раньше, чем защитишься. Давай отпразднуем — ты выставляешь две порции, а потом я еще одну.
— Ты настоящий джентльмен.
— Перестань со мной заигрывать. — Рассел взял у Фернандо коктейль. — Я слышал, Адриан дал тебе отставку. Ну и каково это? Ради разнообразия побудь в моей шкуре. — За шутливым сарказмом Рассела скрывалась настоящая злоба. Адриан стал моим любовником после Рассела, но неделю назад мы расстались.
— Он знал, что я уезжаю. Знал, что мы не можем быть вместе.
— Значит, ты по-прежнему мечтаешь покинуть наше скромное общество? Мы тут все испорчены, ты ведь в курсе? Этот маленький университетский городок — самое либеральное место на свете. В нашем политкорректном раю тридцать два процента студентов и преподавателей геи. — Он принялся теребить зонтик. — Знаешь, где Фернандо лишился зубов? В большом мире, среди людей нормальной ориентации. — Рассел допил коктейль. — А разве вы с Адрианом не зарегистрировали брак?
Я пожал плечами. Я начинал злиться. Рассел знал меня как облупленного и прекрасно видел болевые точки. Мне еще предстоял визит в суд для развода с Адрианом. Я собирался наведаться туда завтра, перед отъездом.
— Ну вот, легок на помине, — сказал Рассел.
Я оглянулся и увидел Адриана с кожаной плеткой в руке. На нем были обтягивающие джинсы и джинсовая куртка. Темные тени для век подчеркивали «фонарь» под глазом. Мы и раньше не брезговали жестокими играми, но теперь он явно хотел дать волю своим садомазохистским наклонностям. Заметив меня, Адриан крепче стиснул усеянную металлическими заклепками плетку.
— Фу! Прямо детский сад — так выражать свои чувства. Я рад, что ты не позволял себе подобного, когда бросил меня. Он такая сука, Стот. — Рассел придвинулся ко мне. — Может, вернешься ко мне и забудешь про Адриана? Согласен на роль боксерской груши, если хочешь.
Я резко встал и стряхнул руки Рассела.
— Нет, Рассел, спасибо. Мне нужно собираться. Завтра уезжаю.
— Ну, ладно, — ответил он, уже разглядывая одного из парней у бильярдного стола. — До встречи, доктор. А может, и нет.
Я проскользнул мимо Адриана и вышел.
На следующее утро меня разбудил стук кулаком в дверь — ко мне ломилась сержант полиции Клаудия Кларк. Я заметил ее из окна и поэтому открыл дверь голым.
— Люблю женщин в униформе.
— Из-за тебя я стала лесбиянкой, Аристотель.
— А ты точно не гетеросексуал? Стрижка «ежиком» тебе очень идет.
— Подними сетку и оденься, Стот. Это серьезно.
Я накинул халат, и мы устроились за кухонным столом.
— Собрался куда-то? — Она пнула груду коробок.
— Ага. Получил докторскую степень. Сваливаю отсюда. — Я поставил перед ней чашку кофе. — Что случилось, Клаудия? Полиции требуется срочная помощь?
Университетская аппаратура ароматической химии была на порядок лучше муниципальной, и я не раз помогал расшифровывать информацию из «яиц», собранную на месте преступления.
— Доктор Рок мертв.
Я нахмурился, изо всех сил стараясь изобразить потрясение. К сожалению, моей единственной защитой оставался цинизм.
— Он ел чересчур много масла. Его прикончил успех — Нобелевская премия дала ему слишком много денег, слишком сильно подняла уровень жизни. Нужно с рождения принадлежать к элите, в противном случае еда вас убьет.
Клаудия отреагировала вежливой улыбкой.
— Это не масло. Пуля. Вошла в лоб и вышла через затылок.
— Где пушки, там и масло — так всегда. — Я кивнул и опустил взгляд в чашку с кофе. — Мертв, говоришь? Неплохой был человек. Вы уже вскрыли «яйцо»?
— Его украли. Все семь «яиц», включая то, которое он прятал под столом. Ты знал о нем?
— Конечно, как и все его студенты. И весь факультет. Может, у него имелось еще одно, о котором никто не догадывался?
— Только не в кабинете. — Клаудия отхлебнула кофе из кружки. — Над чем работал доктор Рок?
— Проталкивал в правительстве новую идею. Использование высокоэнергетической гамма-томографии…
— Нет. В воскресенье, когда его убили. Зачем он пришел на работу в воскресенье вечером?
Я пожал плечами. Мне было достоверно известно, чем занимался доктор Рок, но я не хотел привлекать к этому внимание.
— Гранты. Аттестационные документы. Все, что угодно.
— Дело в том, что бумаги, с которыми он работал, украдены.
— Убийство с ограблением?
— Вероятно. Мы заметили это, когда начали брать образцы с его письменного стола. Пуля вошла в лоб, но кровь и мозг, брызнувшие из выходного отверстия, оставили следы по всему кабинету. Один из судмедэкспертов взял образец с самого удобного места — письменного стола Рока, — однако ничего не обнаружил. Чистыми оказались пробы с прямоугольника размером приблизительно тридцать на сорок сантиметров. По бокам, сантиметров на двадцать в каждую сторону, следы смазаны.
