– Патти, я сейчас умру от любопытства! Не тяни, рассказывай!
Но Патти только хитро улыбнулась в ответ.
– Это трудно объяснить. К тому же мне не хочется портить удовольствие Джо. Пусть он тебе все объяснит. Наверно, они с Джимми уже вернулись.
Через несколько минут в гостиной Джо Гаррисон подробно рассказал обо всем, связанном с хронокаром и своим необычным предложением.
– Будучи самой первой машиной времени, – объяснил он, – хронокар обладает всеми недостатками экспериментального устройства: он может перемещаться только в прошлое и максимальная дальность его действия составляет всего около era лет.
Но самое главное в том, что он дает им возможность удрать из мира 1994-го года, из полного разочарований Века Всеобщего Благоденствия, из скучной Эры Изобилия – из мира, где могут быть счастливы только роботы.
– В общем, – весело подытожил Джо, – мы можем перенестись в доядерную эру, в мир, где автоматизация и дешевая солнечная энергия еще не лишили человека смысла жизни. Подумай, Джо, что эго означает! Если ты того пожелаешь, ты можешь работать, хоть двенадцать часов в день, шесть дней в неделю, пятьдесят недель в году. Ты можешь работать, даже когда тебе исполнится девяносто лет!
– Мы сможем сами шить себе одежду, – весело добавила Патти. – Сколько нам заблагорассудится. Сможем сами готовить себе пищу, штопать носки, делать занавески, покупать старую мебель и разводить зимой настоящее, коптящее пламя в очаге. Мы сможем читать романы О’Генри при свете керосиновой лампы и носить совершенно потрясающее нижнее белье!
– И никаких Крушителей, – мечтательно прошептала Эмили. – Никаких сшитых роботами тряпок… Это похоже на рай!
Но доктор Шаффер тем временем размышлял о более важных вещах.
– Джо, – с горящими глазами воскликнул он, – как бы тебе понравилось отправиться на «Китти Хок» и прочитать братьям Райт небольшую лекцию по аэродинамике? Или отправиться в Детройт и наладить конвейерное производство на заводике, выпускающем Форд модели Т? Или перелететь… я хотел сказать, переплыть океан и кое о чем намекнуть господину Маркони? Потом, конечно, мы можем заняться киноделом… Ты уверен, что этот твой хронокар… ну, что он сработает? Я просто-напросто сдохну от разочарования, если это была только шутка.
– Можешь не волноваться, – уверенно ответил Джо. – Он отлажен, как часы… Уж не думаешь ли ты, что я стал бы предлагать недоброкачественный товар?
– Конечно, нет, но…
– Я откалибровал его с такой точностью, – не унимался Джо, – что если мы решим очутиться в году 1890-ом точно, в Новый Год, то мы там в этот момент и появимся – можно будет услышать, как хлопают пробки от шампанского.
– Почему бы нам – того не сделать? – Эмили едва могла усидеть на месте от нетерпения. – Почему?
– Как ты думаешь, Джимми? – Джо испытующе поглядел на доктора Шаффера. – Если ты хочешь убедиться, что хронокар сработает, нам придется задержаться, пока ты подучишь математику так, чтобы разбираться в милых моему сердцу вопросиках типа бесконечной длительности в транс-конечной пространственно-временной серии… Или ты готов мне довериться?
– Черта с два я стану тебе доверять! – захохотал доктор Шаффер. – Но все равно я готов рискнуть!
– Тогда чего мы ждем? – спокойно спросила Патти, наливая четыре порции Кровавого Крушителя. – Никогда не стоит терять время!
– Истинная правда! – подхватила Эмили. – Поэтому-то мы и отправляемся в прошлое!
– А теперь, – деловито заявил Джо, когда все осушили бокалы, – придвигайтесь к столу и давайте перейдем к делу. Патти, у тебя есть список всех необходимых нам вещей. Вы с Эмили начнете собираться, а мы с Джимми пока разберем хронокар. Потом все это мы должны погрузить в шмели. Если мы воспользуемся и вашим, и нашим, то увезем все за один раз.
– Куда увезем? – не понял доктор Шаффер.
– В пустыню, разумеется! Ты же не хочешь появиться в 1900-ом году, в новогоднюю ночь прямехонько в чьем-нибудь будуаре? Это несколько неудобно и может иметь для нас некоторые не слишком приятные последствия.
И вскоре приготовления пошли полным ходом.
* * *
Глубокой ночью во тьму, где теперь практически безраздельно царили звезды, взмыли два шмеля. Глядя на исчезающие внизу огни городов и пригородов, четверо добровольных беженцев не испытывали ни сожаления, ни вины – а только восхитительное ощущение свободы, словно дети, удравшие из дому.
За несколько часов до рассвета они приземлились в пустыне. Они выбрали место неподалеку от печальных, заброшенных останков покинутого города, который, когда стрелки часов закрутятся в обратную сторону, вновь вернется к жизни.
– Ну, вот мы и на месте, – радостно объявил Джо. – Отсюда еще можно вернуться.
– Мы и собираемся вернуться, только не в пространстве, в во времени, – усмехнулся доктор Шаффер.
Пока мужчины в свете фар шмелей собирали хронокар и устанавливали хронодвижитель, Эмили и Патти переоделись в удивительные платья далекой эпохи и примерили свои новые шляпки.
Платья оказались тесными и даже немного жмущими в некоторых любопытных местах. В них было трудно наклоняться, потягиваться, да и дышать-то оказалось не так уж и просто. Но они казались женщинам райскими одеяниями.
За десять минут до рассвета хронокар был собран и готов для великого кульминационного фокуса с исчезновением. Патти достала кофе и бутерброды – последняя символическая трапеза в 1994 г.
– Совсем скоро рассветет, – заметил Джо, проглатывая последний кусок бутерброда с цыпленком. – Лучше всего нам поскорее затеряться во времени. Будет грустно, если сейчас нас засечет какой-нибудь правительственный шмель. Чертовски не хотелось бы начинать выяснять отношения с экипажем наводчика.
Доктор Шаффер поглядел на свою жену и улыбнулся. В ярко-зеленом облегающем платье и с корзиной фруктов на голове она казалась ему необычайно привлекательной.
– Ну как ты, Эмми? – спросил он. – Не хочешь остаться? Еще не поздно.
Эмили улыбнулась и швырнула коробку от бутербродов в сторону молчаливого шмеля.
– Вот еще, – ответила она. – Утопия там, где ты ее найдешь.
Достойная эпитафия 1994-му году. А для грядущего года 1900 – оптимистическое приветствие.
Джо и Патти уже забрались в хронокар. Доктор Шаффер нежно поцеловал жену и взял ее за руку. Вскоре они поднялись на борт прозрачной, в многоцветных прожилках, каравеллы, ведомой капитаном Джозефом Гаррисоном – первым Колумбом времени.
Над горизонтом показался красный краешек восходящего солнца. Джо окинул взглядом индикаторы на хронодвижителе и тихонько начал отсчитывать секунды. Затем щелкнул тумблером…
На мгновение пустыня задрожала, словно марево, и вдруг кругом бесконечной чередой понеслись дни и ночи, вечно изменяющийся, летящий задом наперед ураган обратимых изменений. Даже зажав руками уши и закрыв глаза, путешественники не могли избавиться от монотонного мигания солнца, чередующегося с пляшущими созвездиями и луной, от рева всемогущего ветра.
Но вот временной прыжок подошел к концу. Пустыня и небо над ней вновь стали неподвижными. Джо открыл глаза и в изумлении уставился на панели с инструментами.
– Эта чертова штука и впрямь сработала, – воскликнул он дрожащим от волнения голосом. – Чтоб мне провалиться!
Четверо потрясенных людей выбрались из хронокара в мир, замерший на грани нового дня, нового года и нового столетия.
Доктор Шаффер посмотрел туда, где в 1994-м находились развалины покинутого города… покинутого, но только не сейчас. Шумный и светлый, он воскрес из пучины времени – символ бурного и светлого мира 1900.
– Смотрите! – сказал доктор Шаффер. – Мы уже в Истории! – Рука в руке четверо беженцев – беженцев из Утопии, которая провалилась, вошли в век, который, несмотря на все свои недостатки, был все-таки веком человеческих возможностей.
Странный, деловой мир. Мир небрежный, порой, рискующий. Все еще слишком буйный, чтобы склониться перед упорядочивающим рвением Планировщиков. Слишком неистовый, чтобы принять усыпляющие положения Абсолютной Безопасности. Слишком деловой, чтобы отвергнуть мечты и силы людей.
