Мне повезло. Стоящие позади меня два неудачника обсуждали чей-то вчерашний крупный выигрыш. Кто-то сорвал куш в девятьсот тысяч. Деньги выплатили моментально, не то что в прошлый раз, шесть дней назад, когда пришлось ждать почти час. Шесть дней назад был вторник, а вчера — воскресенье. Автоматы работают на одну кассу, и если в них в воскресенье хватило денег, а во вторник нет, значит кассу снимают в понедельник, скорее всего сразу же по закрытию казино, в четыре часа утра. Я предполагал такое, но лишний раз убедиться никогда не помешает. Теперь можно уходить из казино. Я дал по четвертаку стоявшим за моей спиной болтунам и, выходя из зала, заметил, как торопливо они бросились к столу сделать единственную ставку. Торопливость — первый признак неудачника.
На стоянке у казино прилипли к земле два флайера — восьмиместное такси и красный спортивный «Стриж». Рядом со «Стрижом» стояла девушка — ноги, ноги, ноги, роскошный бюст, зеленые глазищи — одна из тех красавиц, которых вроде бы где-то видел, но никак не вспомнишь где, а расставшись, никак не вспомнишь лица. А может это я от злости так думаю, потому что девушка принадлежит не мне. Впрочем, может и мне.
— Красотуля, не подскажешь, как мне попасть туда, куда летишь ты?
Это своего рода тест, придуманный мной. Если смысл вопроса понимают позже, чем за три секунды, значит знакомиться не к чему. Красавице потребовалось две секунды.
Улыбка — два ряда великолепных зубов, приглашающий жест:
— Садись во флайер — узнаешь!
Я так и сделал. Вела она лихо: почти вертикально набрала высоту, заложила крутой вираж и стремительно рванула в сторону западной окраины — тихого района одно-двухэтажных особняков, заселенных состоятельными людьми. Пару раз красавица ругнулась в адрес флайеров, пересекающих ее путь, а когда па табло загорелась красная цифра «50» — штраф за нарушение правил полета, переключилась на автопилот. И тут же бесцеремонный взгляд уверенной в собственной красоте отыскал мои глаза. У меня с бесцеремонностью тоже все в порядке. Оценив друг друга с этой стороны, мы одновременно засмеялись.
— Почему ты не спрашиваешь, куда мы летим?
— Какая разница? — беззаботно ответил я и добавил затасканный комплимент. На оригинальный почему-то не хватало мозгов: — С тобой — хоть на край света!
— А вдруг я завезу в какой-нибудь притон?
Я чуть было не ответил, что мне как раз туда и надо.
— С красивой рай и в притоне!
Приземлились мы у бара «Альбонея», названного так в честь планеты, покрытой загадочным туманом. Этим туманом заполнен был и бар. Столики, оборудованные в нишах, похожих на полураскрытые устричные раковины, как бы лежали на дне изумрудно-зеленого моря, вода в котором была невесомой и текла сразу во всех направлениях. Переваливаясь через створки, она опускалась на наши головы, на столик, в бокалы и приносила с собой отдельные слова, звуки и осколки разноцветных огней, подбирала наши слова и свет оранжевой настольной лампы и уносила к другим столикам или к потолку. Вот около моего лица завибрировало чье-то «ну», рядом потрескивал и сыпал единственной искоркой огонек чьей-то сигареты, чуть дальше два аккорда из какой-то мелодии и разноцветная мозаика, украденная у светящейся где-то в зале рекламы. Даже когда сам говоришь, кажется, что видишь, как предложения дробятся на отдельные звуки, они вязнут в тумане, смешиваются с чужими и через секунду нельзя уже разобрать что ты сейчас сказал. Порой мне казалось, что туман ворует и мой мысли, — такой пустой вдруг стала голова.
Красавицу звали Иолия. Она снималась в рекламных фильмах. Неудавшаяся актриса. Работает здесь по контракту, который закончится в последний день фестиваля. Работа нравилась, потому что режиссер пожилой, примерный семьянин.
— … Не пристает режиссер, зато его жена устраивает сцены ревности! — с грустной улыбкой поделилась она. — А ты, наверное, летчик из патрульной службы?
— Да, — не моргнув, соврал я. — А как ты догадалась?
— Лицо у тебя мужественное и немного отрешенное, словно ты чуточку не от мира сего, — пошутила она.
Значит, есть какая-то польза и от четырех лет разговоров с самим собой.
— Служба, — многозначительно произнес я. — Полеты в одиночку, постоянное напряжение, риск…
Тут я выдал несколько приключенческих историй, будто бы случившихся со мной: о преследованиях преступников, перестрелках, удачных захватах. Впрочем, эти истории действительно происходили со мной, только я был не охотником, а добычей. Иолия слушала с интересом, даже позабыла о кроваво-красном фирменном коктейле. Туман воспользовался этим, заполз в бокал, и теперь там плавала парочка удивленно-восхищенных Иолиных «Да?!»
Жила она в маленьком уютном коттедже, утонувшем в цветущих деревьях. Они служили естественной оградой, отделившей ее жилище от всего мира, и лишь сверху могло человечество любопытным взглядом нарушить уединение. Сверху проникли и мы. Иолия посадила флайер на плоскую крышу и вышла из кабины, не забрав пусковой жетон. Не боится, что машину могут угнать.
Дальше все было по накатанной схеме — накатанной для меня и для нее. Чем она отличалась от прежних моих женщин — это уверенностью в красоте своего тела. Обычно в первый раз женщины не любят пристального, не страстного, а изучающего взгляда, стараются как можно меньше показывать тело полностью обнаженным. В их арсенале всегда найдутся фиговые листочки, чтобы была возможность для додумывания, для доведения хотя бы мысленно ее тела до идеала. Додумывать же Иолино тело — только испортить, и оно ждало даже не комплиментов, а восхищенного молчанья. Второй ее особенностью, не новой для меня в наш век эмансипации, было желание Иолии лидировать в сексе. Я мягко, ну, почти мягко, избавил ее от этого бремени.
Потом я притворился спящим, уткнувшись для этого лицом в подушку, чтобы по дергающимся векам не разгадала обман, и долго чувствовал уже на себе пристальный изучающий взгляд. Он был то агрессивным — в шею будто втыкались восковые кинжалы, то нежным — словно отогревали заботливым, теплым дыханием.
Было около часа ночи, когда я направил Иолин флайер в сторону отеля «Альтаир». Летел на автопилоте, чтобы обдумать последние события. Пока все идет хорошо. Даже слишком хорошо. Какая-то размягчающая обстановка на этой планете, привыкаешь к успехам и теряешь бдительность. Как бы потом не заплатить двойную цену. Надо срочно встряхнуться — самому поработать в предстоящем маленьком дельце.
У себя в номере я проверил «сиксота» — микроаппарат, снимающий на пленку непрошенных посетителей. Оказывается, у меня побывал гость. Он успел осмотреть первую комнату, порылся в вещах, потом заглянул в соседнюю. Там он испугался Тука и сбежал из номера. Человек Менрайта? Скорее всего. Жаль, что я запретил Туку проводить небольшую воспитательную работу. У него это забавно получается: жертва остается невредимой физически, но психически выматывается так, что без моей помощи не может выйти в коридор. Кстати, а где мой сторож? его не было ни во второй, ни в третьей комнатах, и лишь когда я заглянул в подсобку, почувствовал на плече ласковое, насколько это возможно сделать костяной пластинкой, поглаживающее прикосновение. Тук висел на стене над дверью — спрятался. Это он так играет.
