— Круто! — глаза Мики блестят.
— А то!
Глин поболтала флаконом и сделала первый глоток грапса. Лицо ее сразу покраснело, выступили слезы. Глин поспешно отправила в рот кусок хлеба и передала грапс дальше. Следующей оказалась я. Глотнула, набрав побольше воздуха.
Все-таки здорово с сэнтаком. Всего-то пара глотков, а… все такие милые вокруг, такие добрые… хочется всех любить, петь и болтать без умолку. Вещества этого ряда и на допросах, кстати, используют.
— А тебя никто не видел? — задает вопрос благоразумная Лус.
— Тэркин видел, — Глин задумалась, — по-моему, догадался.
— Он у меня сегодня контрольную по навигации содрал, — заметила Мика, — пусть только пикнет!
— А что ты сделаешь, — бормочет Кари. Мы замолкаем. Ничего не сделаешь, Кари права. Захочет донести — донесет! Но сэнтак все равно делает жизнь прекрасной. Мы берем друг друга за руки — за предплечья, и так, образовав круг, дружно покачиваясь, поем хором.
А здесь чужие стоят леса,
Я вспоминаю твои глаза,
Твою улыбку, твое лицо,
Твои слова.
И бесконечно проходят дни,
Над нами осень уже звенит,
И догорая, к земле летит,
Листва, листва…
А вот я совсем никого не любила по-настоящему. Год назад я думала, что влюблена в Дзури, но теперь понимаю, что это было несерьезно. Да, были дни, когда я только о нем и думала, и ловила каждую возможность хотя бы пройти мимо его кабинета. Да, я мечтала… смешно сказать. Ну как девчонки мечтают? Ну, например, что нас пошлют куда-нибудь на акцию, и я заслоню Его своим телом, но меня, конечно же, не убьют, а только ранят, и Он вынесет меня из огня, глядя благодарными, блестящими глазами, и с этого момента начнется Наша Любовь… Но когда нас отправили на реальную акцию, это оказался такой бардак, что трудно было разобрать, где свои, где чужие, что делать и в кого стрелять, а если бы кто и совершил Благородный Подвиг, то все остальные этого бы просто не заметили в сутолоке.
А в мальчишек я и вовсе не влюблялась. Еще чего не хватало!
Все же обидно, что так получается. Многие, из мальчишек особенно, относятся к идеям Легиона с пофигизмом. Они бы вообще предпочли коктейли на Илазийском Архипелаге распивать, подставляя солнцу голое пузо. Да родители-гады запихнули в эту школу…
Но я-то все понимаю! Ну да, на политчасах я резалась с Микой в «три-четыре» и «воздушный бой». Да, я всю Третью Ступень активно отлынивала от приготовлений докладов о внешней политике. Да, каюсь. Во время прослушивания речей Лучезарного я обменивалась с Лус записочками, где в стихотворной форме высмеивались мои товарищи и учителя, ну, например, хотя бы вот это, в симском стиле 2й эпохи, про препода по астрогнозии На Холла, отличавшегося густыми бровями.
Богов любимец светлейший На Холл
Плывет величаво, и скипетром указует на звезды,
Коих несчастный курсант не нашел
На макете, и брови Светлейшего ныне прегрозны.
О смилуйся, грозный бровесдвигатель На Холл!
Ну мало кто всерьез воспринимает, а может, и совсем никто — всю эту трескотню, «Сыны Адонея», «Лучезарный Император», «Грозная броня Империи»… Но если серьезно, то конечно же, я понимаю, что есть Император. Плохой, хороший, неважно это. И титулы не важны. Только одно — Император. Не будет его, не будет Империи — раздавит нас кто угодно. Хоть та же Федерация во главе с Квирином. Или глостийские бандиты. Или сагоны. И потом еще — народ. Родина. Я все это понимаю. Я за Серетан отдам жизнь, не задумываясь. И когда поют:
Странники звездные,
Храбрый Легион!
Воины грозные
За имперский трон!
— честное слово, для меня это серьезно! Очень серьезно. Как ни для кого, может быть…
Самое страшное во всем этом — то, что я не смогу больше служить Серетану. Я — сама по себе. Одна. Меня учили служить, а если этого нет — то и жить-то незачем.
Впрочем, чушь. Почему не смогу служить? Просто не буду в Легионе.
Там посмотрим, что получится.
Змей меня забери, нельзя так. Все мое расписание летит к чертям. Депрессия! Одиннадцатый день. Ни с кем даже словом не обмолвиться. Такое ощущение, что жизнь замерла. Ссадины и синяки зажили, псевдокожа сама слезла прозрачными чешуйками. А вот на душе все хреновее и хреновее.
Не дождетесь! Я буду жить. Без диплома, плевать. Все равно буду жить. Любить буду. Работать. По Космосу шляться и всякие красоты наблюдать собственноочно. Искать правды и справедливости. И я ее найду, змей меня забери! А отсюда вы меня все равно должны будете выпустить. Не вечно же мне школьный хлеб прожирать. Когда-нибудь выпустите. А я пока отдохну, мне спешить некуда.
Рано или поздно…
Они пришли на четырнадцатый день. Синь только что отколупнула четырнадцатый кусочек обшивки от стены, в уголке за топчаном, где она таким образом вела импровизированный календарь, и вознамерилась заняться повторением навигационных таблиц для участков сигма-а-16 тире сигма-г-55, когда дверь в камеру с лязгом отворилась.
Неизвестно, что хотел увидеть вошедший. Вероятно, раздавленную сознанием своей вины, бледную и вялую от депрессии и депривации грешницу.
Синь неторопливо спустила ноги с топчана и занялась приведением в порядок прически при помощи собственных пальцев.
Ледариэн была действительно бледновата, но это ей даже шло. Вошедший замер, глядя на арестантку. Пожалуй, даже красива. Тонкое, правильное лицо, пепельно-светлые волосы чуть ниже ушей, слегка вьются, и это выглядит вполне очаровательно. Считаться совсем уж безупречной красавицей девушке, пожалуй, мешает нос — очень тонкий, прямой, но с сильно выраженной горбинкой. Однако скорее это та самая изюминка, которая не позволяет назвать ее личико кукольным, и придает своеобразие. Благородное такое своеобразие, аристократическое. А ведь — вошедший это знал, изучив досье — девчонка сирота, попала сюда из приюта, по какой-то государственной программе.
Особенно хороши у этой Ледариэн глаза. Синие. Не то, чтобы, как обычно, серые с синим отливом, а синие по-настоящему. Артиксийская кровь, видимо, пигмент цианотонин, артиксийская мутация. И не просто синие глаза, а огромные, еще и с длинными темными ресницами, и не просто огромные, а сияющие. Какие-то совсем особенные глаза.
А главное — она совсем не выглядит так, будто ее хорошенько побили и две недели продержали в одиночке. Она очень неплохо выглядит!
Вошедший сообразил, что разглядывает девушку уже несколько секунд и произнес сухо.
