Кейт Лаумер - Берег динозавров

Эта была очень достойная профессия, ради которой стоило идти на самопожертвование. Во всяком случае, так было написано в руководстве.

Я шел вдоль берега по мокрому песку, старательно обходя лужи, оставленные отливом.

Прозрачно-голубое море плейстоцена приблизительно за шестьдесят пять миллионов лет до нашей эры вольно простиралось до самого горизонта. Ни парусов, ни пивных банок. Длинные валы Восточного океана, которому в свое время предстояло стать Атлантическим, обрушивались на белый песок с привычным шумом, характерным для любой эпохи. Мерный звук успокаивал, шептал о том, как, в сущности, мало значат для Отца Океана дела человечков, суетящихся на его берегах.

Станция располагалась в четверти мили, сразу за песчаной отмелью, уходящей в море. Она представляла собой невысокое светло-серое сооружение, прилепившееся на песке и окруженное зарослями древовидного папоротника и булавовидного мха — как ради декора, так и с целью маскировки. Теоретически, если дикую жизнь привлечет или испугает элемент, чуждый естественной среде обитания, то не отмеченные У-линии могут войти в вероятностную матрицу и испортить темпоральную карту, на создание которой ушли тысячелетия кропотливого мучительного труда.

Через несколько минут предстояла встреча с Нелом Джардом, Главным Координатором станции. Он выслушает меня, задаст пару вопросов, сунет записи в сейф и предложит выпить. Затем последует быстрое, деловое обсуждение под мыслефоном, которое сотрет в моей памяти все отвлекающие воспоминания, оставшиеся от поездки в двадцатое столетие, особенно о Лизе. После этого я несколько лет буду слоняться по станции с другими отпускниками, пока не подвернется новое задание, не имеющее никаких видимых связей с предыдущим. Я так никогда и не узнаю, почему карга направили в 1936 год, какую сделку он заключил с исполнителем из Третьей Эры, человеком в черном, каким узором вся эта история легла в общую мозаику великой стратегии Нексс-Централа.

Возможно, это к лучшему. Панорама времени огромна, ее переплетения слишком сложны, чтобы охватить их человеческой мыслью. Лучше думать о конкретных вещах, чем загонять сознание в тупик. Но Лиза, Лиза…

Я выкинул мысль о ней из головы (по крайней мере, попытался) и сосредоточился на чисто физических ощущениях: жарко, душно, жужжат насекомые, под ногами песок, по вискам и по спине стекают струйки пота. Не то чтобы все это доставляло удовольствие, но через несколько минут меня ожидали прохладный, свежий воздух, нежная музыка, бодрящая ванна, горячая еда, настоящая воздушная постель…

Спустившись по пологому склону дюны, я вошел через открытые ворота в тень протопальм, где весело смеялись, беседуя о чем-то, двое отпускников. Оба незнакомца подошли ко мне и поздоровались — с тем особенным дружелюбием, которое приобретаешь, проводя жизнь в кратковременных знакомствах. Как обычно, они поинтересовались, трудно ли пришлось на этот раз. Я ответил расхожей, ничего не значащей фразой.

Внутри станции воздух был прохладен и чист — еще стерилен. Стимулирующая ванна вливала бодрость, но я продолжал думать о другой, чугунной ванне, оставшейся в нашем домике.

Последовавший ужин привел бы в восторг любого гурмана: язык рептилии под соусом из гигантских грибов с гарниром из креветок, салат из клубней мха, слоистый горяче-холодный десерт — вершина поварского искусства, которая останется непокоренной в течение шестидесяти пяти миллионов лет, но вряд ли сравнится с охлажденным лимонным тортом с хрустящей пшеничной корочкой, который пекла Лиза. И прекрасная воздушная постель далеко не так мила, как старая прочная кровать с медной рамой, что стояла в знойной спаленке с дубовым полом и примитивными накрахмаленными занавесками, и свернувшаяся клубочком Лиза, прижимавшаяся ко мне…

Джард позволил мне вздремнуть перед тем как вызвать с отчетом. Это был невысокий, утомленный человек лет сорока пяти; выражение его лица говорило о том, что увиденное в жизни не произвело на него особенного впечатления. Он встретил меня обычной снисходительной улыбкой и выслушал доклад, глядя в окно на тот самый пейзаж, которым любовался каждый божий день вот уже пять лет. Я удостоился похвалы за ленту с программой. Обычно загнанным в угол каргам удавалось разрушить себя, что на этот раз предотвратил мой выстрел по вычислительному блоку. Успех с лентой явился результатом тщательно продуманной тонкой игры, в ходе которой мне удалось усыпить подозрения противника и заманить его в ловушку. Весь план строился на тонком расчете, но теперь я чувствовал дьявольскую усталость от сыгранной роли, от всей этой проклятой жизни.

Понятно, что это лишь временный срыв, нервная разрядка после выполнения задания. Как только прочистят память, я избавлюсь от надоедливых мыслей и досадной тоски и, отдохнув несколько дней, снова буду рваться в бой.

По крайней мере, такая надежда была. Почему нет? Не в первый раз.

Однако Джард попросил меня повременить с очисткой памяти, пока он не ознакомится с записями детально. Я хотел запротестовать, но потом согласился, не желая выглядеть нытиком.

Обычный случай невротической сублимации. По крайней мере, я знал термин. Но мои мысли возвращались к Лизе. Думаю, ей понравились бы плоды дэка, исчезнувшего еще в юрском периоде. Представляю, как изменилось бы ее лицо, если бы я притащил домой парочку плодов, завернутых в коричневый бумажный пакет магазина компании ИГА на углу. Я представил, как она очищает их от кожуры и делает фруктовый салат с тертым кокосом и бланшированным миндалем…

В тот день на пляже состоялась вечеринка. Все собрались на белом песке мелководной лагуны, где-то слышались всплески, слишком мощные и громкие для рыбы. На песчаном валу, который усердно стремился превратиться в отмель, рос саговник. Он напоминал бочки из-под пива с цветами по бокам и ветвями наверху. Было одиноко. Компанию мне составляли лишь несколько жалких сосен, а дальше начиналась роща папоротников и побеги булавовидного мха — подобие деревьев. Насекомые не надоедали: несколько неуклюжих, стремительно шныряющих в воздухе рептилий, напоминавших летучих мышей, не давали им разгуляться.

Я сидел на песке и наблюдал за соотечественниками: сильные, здоровые, крепкие мужчины и женщины плескались под защитой звукового экрана, отпугивающего ихтиозавров. Они смеялись и играли в салочки на морском песке, охраняемые часовыми, сидевшими в окопах и следившими за слоняющимися людоедами. Мы развели большой костер из плавника предшествующих геологических эпох, горланили песни всех времен, ели поджаренное мясо малютки стегозавра, пили белое вино, вывезенное из Франции восемнадцатого столетия, и почитали себя творцами мироздания. А я думал о Лизе.