В комнате Даши все было вверх дном, все разгромлено и перепачкано, а запах такой, что комок встал в горле. А за спиной раздавался вой и грохот. Телефон так вымазан, что брать противно. Николаев взял трубку, обернув ее полотенцем – линия мертва. Есть мобильники, они у обеих есть, но искать их в этой бойне...
Срочно уходить отсюда, искать милицию, звать на помощь.
Он торопливо обулся. Вернулся в гостиную за портфелем – взял на кухне чистую тряпку, дно портфеля вымазано, прикасаться очень не хотелось. Тут и выяснилось, как трудно оттирается кровь – хорошо хоть, ручка чистая. Кошка ходила по пятам, держа спину горбом, время от времени издавая грозный шип. Такой жуткий звук от такого крошечного зверька!
Кобура с бластером висела отдельно. Зачем, спрашивается? Ах да, вчера показывал Дарье. Нет времени прятать в портфель, Николаев схватил ремень с кобурой, берет...
Кошка спасла его в третий раз. Уж неясно, как Дарья сумела открыть дверь бесшумно – видимо, швабра выскользнула, не сломалась. Кошка так заорала и зашипела за спиной, что Николаев прыгнул, не оборачиваясь, на лестничную клетку, и только там развернулся, чтобы отмахнуться портфелем. Вовремя: Дарья только чудом не впилась в горло зубами.
В этот раз он ударил Дарью ногой в грудь почти без жалости. С ума она сошла, или больна – но ведь загрызла собственную мать и, похоже, охотилась за кошкой по всей комнате после того, как мать укрылась в ванной.
Ключ так и лежал в кармане. Два поворота – все, стальную дверь ей не выломать. Если не догадается найти ключ. Быстрее за помощью!
Судя по крикам и реву, в соседних квартирах тоже не все в порядке. Ладно, на улицу – стучать в двери не хотелось. Ботинок соскользнул – весь в крови – и Николаев крепко приложился затылком о стену. А когда понял, что встает, держа бластер в руке – вверх по лестнице, навстречу, бежал еще один человек с безумными глазами и окровавленным лицом. Дальше было инстинктивно – направил бластер в лицо и нажал на крючок. Ослепить, выгадать еще секунду, ударить ногой...
Вспышка, запах грозы. Человек, или что это было, медленно свалился навзничь, и Николаев успел увидеть сквозную дыру в его голове. И понять, что человек не мог бегать: из шеи вырвано столько, что виден позвоночник.
Что за...
Николаев посмотрел на бластер. Тот выглядел совсем по другому. Выглядел, как настоящее оружие. Темного цвета металл, удобно ложится в руку, никаких тебе винтиков и отсека для батареек. Выглядит очень похоже, но другой. И тяжелый какой!
Николаев не стал смотреть в дуло – в переливающийся серебром кристалл – на этот раз. Прицелился в дерево, в открытое окно, и снова нажал на крючок.
Ярко-белая вспышка, и в стволе появляется сквозное отверстие.
Николаев понял, что ему жарко, страшно жарко – и жар этот внутренний. Он сжег слабость ног и рук, выгнал страх. Остались злость и пронзительная ясность чувств.
Кошка мяукнула. Там, на лестничной площадке – она, Кошка. Успела выскочить, смотри-ка!
– Что же делать с тобой? – Николаев чуял всем, чем можно, что нельзя медлить. Вот-вот явятся другие любители поесть свежего мяса – а сможет ли бластер выстрелить еще хотя бы раз, неясно. Спасаться надо!
Он поднял кошку на ладонь, и та громко замурлыкала, вцепляясь когтями в руку.
– Черт, зараза! – Николаев сунул зверька в карман куртки. – Сиди тихо! Будешь царапаться – выброшу!
Удивительно, но Кошка поняла его. Едва ее сунули в карман, умолкла и не дергалась.
* * *
На улице Николаев первым делом увидел дворника. Потом уже понял, что это был дворник: он сидел на коленях, спиной к двери в подъезд, и издавал странные звуки. Что-то жадно ел.
– Что... – и дворник обернулся. Очень резво обернулся, и крайне резво бросился на Николаева.
Снова вспышка, снова запах озона, снова сквозное отверстие в голове. И тут Николаев увидел, что на улице творится ровно тот же кошмар. Эти, искусанные и окровавленные, были повсюду. Крики в отдалении, звуки выстрелов – некогда стоять и глазеть!
А на дорожке, у соседнего подъезда, шагах в двадцати от Николаева, стоял... Петрович. Точно, он! На плече – аккордеон без чехла, в руке трость. Стоит и смотрит на Николаева. И непохоже, что ранен.
– У нас там... – начал было Николаев, но Петрович молча указал тростью за спину Николаева. Верно: еще двое живых мертвецов выбежали из-за угла. Странно, но Николаев не потерял голову, действовал ясно и четко – два нажатия на крючок, оба лежат. Это сон, подумал он. Вот это точно кошмарный сон. Бластеров, или что это, не бывает. И этих, живых мертвых, тоже.
Петрович как стоял, так и остался стоять. Просто смотрел на Николаева. А за спиной Петровича появился еще один – бежал в их сторону от поворота дороги. Николаев бросился к старику, держа бластер наготове, а Петрович, невозмутимо, поднял свою трость, развернулся, и огрел ею живого мертвеца – или кем еще можно быть с такими ранами на горле и руках.
Мертвец рассыпался в пыль. Николаеву захотелось даже протереть глаза. Точно, рассыпался – от удара трости превратился словно бы в груду пепла или песка. Так и рухнул. Петрович кивнул, и посмотрел Николаеву в глаза.
– Сам цел? – поинтересовался он.
Николаев быстро осмотрел себя. Укусов нет, в крови почти не перепачкался. Вроде цел.
– Нам туда, – указал Петрович за угол. Судя по крикам, сиренам и выстрелам, повсюду творится одно и то же.
– Что... – начал было Николаев, очень уж странно вел себя старик. Слишком спокойно и уверенно. Понятно, что фронтовик, многое пережил, но чтобы такое?
– Подержи. – Петрович отдал трость, и сдвинул аккордеон вперед – чтобы играть, понял Николаев. И заиграл – то самое, «На сопках Маньчжурии». И пошел, в указанном им самим направлении.
Николаев шел, озираясь, готовый стрелять. Странно: перед тем, как старик заиграл, к ним двоим бежало трое или четверо зомби (слово пришло на ум неожиданно) – но, едва только Петрович заиграл, как мертвецы потеряли интерес к добыче, и поспешили в другую сторону. Что все это значит?
– Держись рядом и береги заряды, – посоветовал Петрович. Так и пошли. Идти оказалось недалеко, к школе за углом, и сколько вокруг бегало этих – словами не описать. Много. Но на них с Петровичем внимания не обращали, хотя пробегали иногда совсем рядом. Конец света, подумал Николаев. Я наблюдаю конец света. Самый настоящий.
Дверь школы открылась перед ними – там стояла девушка в черном плаще и черной же повязке на лбу. Что-то она сжимала в руке, но не было времени приглядываться. Петрович, не переставая играть, кивнул ей – и получил ответный кивок. Девушка отошла в сторону, и махнула Николаеву: проходи, мол.
Он и прошел. Девушка заперла за ними дверь. Петрович не переставал играть, и они втроем шли и шли, по пустынным коридорам и лестницам. Ну хоть здесь нет крови или тел.
