Н'Орлеан, находясь под магнетизмом личности Повелителя, был готов сдаться. И сдался к его удовольствию. Он поднял армию и отправился на север. Везде города были захвачены или с радостью сдавались. Хоакин Смит — удивительное существо. Люди тянутся к нему, города радуются ему, даже жены и дети убитых присягают ему на верность — настолько он благороден. Только здесь люди ненавидят его, говорят о нем, как о тиране, и говорят о свободе.
— Как мы, горные жители, — сказал Хелл.
— Но даже горные жители не устоят против ионных лучей, о которых Кольмар вычитал в древних книгах. Они не устоят против резонатора Эрдена, который вызывает взрыв пороха за многие мили от места боя. Я думаю, что Хоакин Смит победит, Хелл. Более того, я думаю, что это будет не так уж плохо, потому что он — великий правитель и может возродить цивилизацию.
— На кого они похожи, эти Бессмертные?
— Мартин Сейр такой же холодный, как горный камень, а Принцесса Маргарет — это черный огонь. Даже мои старые кости становятся моложе при одном взгляде на нее, а умный молодой человек не смотрел бы на нее вообще, потому что она — совершенно безжалостная, бессердечная и бесчестная. Что касается Хоакина Смита, Повелителя, — я не могу найти слов, чтобы описать столь сложный характер, хотя я хорошо знаю его. Он невысок, но невероятно силен, добрый и жестокий, в зависимости от того, что ему больше подходит в данный момент. Он невероятно умен и опасно очарователен.
— Ты знаешь его! — повторил Хелл и добавил с любопытством: — Как же тебя зовут, старый Эйнар, если ты знаешь Бессмертных?
Старик улыбнулся.
— Когда я был рожден, — сказал он, — мои родители назвали меня Эйнар Олин.
Хоакин Смит продвигался вперед. Хелл Тарвиш прислонился к двери магазинчика железных изделий Файла Ормсона в Ормистоне и смотрел сквозь поля и леса, сквозь голубые горы Озарок на юге. Именно там он и должен был быть со своим горным народом. Но когда усталый всадник принес новости в Селуи, и к тому времени, как Хелл добрался до Ормистона — было уже слишком поздно. Озарки превратились в захолустную провинцию расширяющейся Империи. Повелитель стал лагерем рядом с Норс и послал своих представителей в Селуи.
Селуи не собирался сдаваться. Наоборот, города образованной Конфедерации Селуи послали своих людей из Блум'тона, из Каира, и даже из далекого Ч'каго, стоящего на берегах пресного моря Мит'ган. Люди Конфедерации ненавидели маленьких, юрких темных ч'кагцев, потому что еще не забыли кошмарное поражение у Голодного Камня, но против Хоакина Смита годились любые союзники. Ч'кагцы были достаточно хорошими воинами, и сердцем и душой болели за дело, потому что, если Повелитель возьмет Селуи, его Империя разрастется до опасных размеров. Она слишком приблизится к пресным морям, расстилаясь от океана на востоке до гор на западе, а на севере доходя до слияния М'сиппи и М'сури.
Хелл знал, что впереди его ждет битва. Очень жаль, что он не сражался в Озарках за своих людей, но будет сражаться за Ормистон. В настоящий момент это был его дом и он нашел себе работу у Файла Ормсона, кузнеца, такого же плечистого, как Хелл и всего на голову ниже. Приятная работка для его могучих мускулов, хотя в данный момент делать было нечего.
Он смотрел на мирный пейзаж. Хоакин Смит продвигался вперед, а за деревней фермеры продолжали работать на полях. Хелл слушал медленную песню Сева:
Именно это нужно земле:
Сначала вспахать, потом — семена,
Затем взборонить, затем прополоть,
И дождь, чтобы вырос большой урожай.
Вот что нужно мужчине:
Сначала обеты, потом и дела,
Потом стрела и потом клинок,
И наконец могильщик с черной лопатой.
Вот что нужно его жене:
Сначала сад, без сорняков,
А потом дочка, а после — сын,
А после сделанной работы теплый камин.
Вот, что нужно его ребенку…
Хелл перестал слушать. Это все песни, а Хоакин Смит наступает, наступает вместе с людьми из ста городов, с черным флагом, на котором изображена золотая змея. Эта змея, сказал Старый Эйнар, была Змея Мидгард, и, согласно древним легендам, она опоясывала мир. Это был символ мечты Повелителя, и на мгновение Хелл почувствовал проблеск симпатии к подобной мечте.
— Нет! — буркнул он себе под нос. — Свобода — лучше, и именно мы размозжим голову Змее Мидгард.
Сбоку от него раздался голос.
— Хелл! Хелл Тарвиш! Ты настолько горд, что не замечаешь простых смертных?
Это была Вейл Ормистон. Ее фиалковые глаза насмешливо смотрели на него из-под растрепавшихся медных волос. Хелл покраснел — он не привык к манерам девушек долины, которые флиртовали открыто и прямо, что было бы невозможно для стыдливых девушек гор. Правда, ему — в определенном смысле, нравились подобные штуки и ему нравилась Вейл Ормистон, и он с удовольствием вспоминал вечер два дня назад, когда он сидел с ней рядом на скамейке под деревом возле колодца Ормистонов и говорил не меньше трех часов. И он припомнил прогулку по полям, когда она показала ему вход в огромную древнюю канализационную систему, которая шла под руинами древнего города и, до сих пор, уходила на мили под холмы, и Хелл слушал ее рассказы о том, как будучи маленькой девочкой, она заблудилась здесь, и ее отец приказал высадить кусты ежевики, которые до сих пор прикрывали вход.
Он ухмыльнулся.
— Это дочь самого главного в деревне называет себя простой смертной? Твой отец возьмет с меня двойной налог, если услышит об этом.
Она тряхнула своим шлемом металлических волос.
— Он так и поступит, когда увидит, как ты приоделся в Селуи. — Ее глаза заблестели. — Для чьих глаз это было куплено, Хелл? Тебе бы лучше приберечь денежки.
— Сохраняя серебро — теряешь удачу, — ответил он. Кроме всего прочего, с ней было легко разговаривать. — Во всяком случае, лучше твоя улыбка, чем звон монет в кошельке.
Она засмеялась.
— А ты быстро учишься, горный! А что если я скажу, что ты мне больше нравился в лохмотьях, со своими мощными загорелыми мускулами, торчащими из рукавов?
— Ты так и говоришь, Вейл?
— Да!
Он хмыкнул, и поднял свои руки к плечам. Раздался хруст разрываемой материи и широкая дыра появилась в его рубашке.
— О! — простонала она. — Хелл, ты — чудовище! Но это только шов! — Она принялась копаться в сумке на поясе. — Давай я зашью.
Она стала рядом с ним и он мог чувствовать ее дыхание у себя в волосах, теплое как весеннее солнце. Он почесал подбородок, задумался, и затем выпалил то, что собирался сказать:
