Однажды появилась уже знакомая мне пожилая женщина в роговых очках. Улыбаясь, она сказала, что меня просят наверх. Когда я входил в металлическую дверь напротив моей комнаты, Голл и Сэд стояли возле кают-компании и насмешливо смотрели в мою сторону. Я расценил это как выражение раздражавшего меня превосходства в знании чего-то, чего я пока не знаю.
Верхний этаж ничем не отличался от того, на котором я провел почти две недели. Он был таким же длинным, и одна стена так же сияла белым кафелем. Зато противоположная, стеклянная, походила на бесконечную витрину современного магазина, и за этой витриной размещалась лаборатория…
Мы вошли в помещение, расположенное в самом конце над библиотекой первого этажа, и моя провожатая, оставив меня одного, скрылась. Здесь все было очень просто, как в приемной директора небольшого предприятия или конторы: два кресла, секретер и шкаф с бумагами. Едва я подумал, что за секретером не хватает красивой секретарши, как из той самой двери, за которой исчезла женщина в очках, появилась хорошенькая девушка.
— Присядьте, пожалуйста. Профессор Боллер сейчас вас примет.
Встретил меня человек, мало походивший на профессора. Для этого он выглядел слишком молодо, даже как-то легкомысленно. Таких высоких, широкоплечих юнцов с коротко остриженными волосами, одетых более чем небрежно, я часто видел в ночных клубах и барах. Они терлись по углам, сосали коктейли и болтали со своими разукрашенными подружками. Этот сидел в обществе уже знакомой мне очкастой дамы, и когда я вошел, весело мне подмигнул и указал на кресло.
— Думаю, вам изрядно осточертело слоняться без дела.
Я собрался было начать давно заготовленную тираду о бестактности опытов над людьми, но он не дал мне опомниться.
— Сегодня мы начнем работать. Прежде всего, я хочу ввести вас в курс того, что у нас здесь делается. Кстати, очень хорошо, что у вас хватило терпения полистать книжки в библиотеке. Это облегчит разговор.
Он встал и прошелся по кабинету.
— Сначала несколько вопросов. Во-первых, вы следили за исследованиями биохимиков и биофизиков в области всяких там молекулярных основ жизни, наследственности и прочее?
Вопрос был задан с наглой небрежностью.
— Допустим, — процедил я сквозь зубы.
— Отлично. Как психиатр, вы, конечно, знаете, что память хранится записанной на длиннющих молекулах этого, как его…
Он вопросительно посмотрел на даму.
— Рибонуклеиновая кислота, — подсказала она.
— И вам следовало бы это знать, — съязвил я. Он махнул рукой и скривился.
— Никогда не мог выговорить ни одного названия органического вещества. Как начнешь: три-семь-альфа-этил-изо-пропилено… А! — махнул он рукой. — Важно, что все это состоит из водорода, углерода, кислорода и прочее. Это проще, не правда ли? В университете у меня всегда с органикой были нелады… Так вот, в конечном счете, молекулярные основы жизни — чепуха нулевого приближения. Что глубже? Глубже — это атомы.
— Атомные основы жизни? — насмешливо спросил я.
— Не смейтесь. И это не предел! Атомы тоже состоят из кое-чего!
— Ядерные основы жизни?!
Теперь я уже откровенно смеялся. Но юнец нисколько не смутился. Он подошел ко мне и, подняв указательный палец кверху, назидательно произнес:
— Вы забываете, что ядро состоит из элементарных частиц. Их — тьма-тьмущая. Больше трехсот — и все они состоят друг из друга, в общем, жуткая вакханалия, в которой еще никто не разобрался. Скорее всего, эти частицы — квантовые уровни чего-то еще.
В это время в кабинет вошла секретарша и доложила:
— У третьего опять срыв…
— Срыв? Скажите Фелеку, пусть переселит его обратно.
Секретарша кивнула и удалилась.
— Так на чем мы остановились? Да, на втором вопросе. Вы хоть что-нибудь помните из физики элементарных частиц?
Я не выдержал:
— Послушайте, профессор, мне известно, что я здесь вовсе не для того, чтобы сдавать экзамены по физике. Вы собирались производить надо мной какие-то опыты, так вот, начинайте без этих дурацких вопросов!
Он удивленно округлил глаза, потом взглянул на уставившуюся в меня своими огромными очками даму и пожал плечами.
— Неужели вы думаете, что для опытов нам нужны дураки? Я должен убедиться, что имею дело с умным человеком. Во всяком случае, понимающим, что с ним хотят делать. Иначе эти, как вы их называете, — опыты пойдут насмарку.
Почему-то мне вспомнился университетский профессор физики, не такой молодой, как этот, но чем-то его напоминавший. Ну да, он был таким же наглым и циничным. Я его ненавидел в течение всего времени, пока он читал свой курс.
А позднее по совершеннейшей случайности мне пришлось быть свидетелем, как его хоронили на фронте. Вражеская мина оторвала ему голову. Ее, эту голову, начиненную формулами и физическими законами, несли за гробом отдельно. Говорят, он был отважным офицером…
— А может быть, начать прямо с вводного?.. Женщина в очках подошла ко мне.
— Мне известно, что у вас есть кое-какие трудности психологического порядка… «Опыты» над людьми — аморально, и все такое. Поверьте мне, ничего страшного или вредного для вашего здоровья не будет. Вы и сами скоро убедитесь, что это удивительно интересно. Например, сейчас сам профессор Боллер будет участвовать в опыте вместе с вами. Не так ли, профессор?
— Валяйте. Пошли, Пэй. Давайте, так сказать, поменяемся на несколько минут местами.
Проходя мимо секретарши, он бросил:
— Минут десять меня не будет. Если позвонит Фелек, пусть загонят третьего на прежнее место.
Когда мы вошли в лабораторию, где все приборы были включены и гудели, как живые, он беспечно продолжал болтать:
— Это искровая камера. Это шикарный электромагнит на полмиллиона эрстед. Это дрянь, а не ЭПР. Вот конфетка — счетчик нейтрино. А теперь, Пэй, сюда. Становитесь на эту железку рядом со мной. Да не бойтесь, я вас не укушу. Кэролл, валяйте!
— Кэролл, валяйте! — крикнул я и насмешливо посмотрел на этого чудака Пэя. Сколько их развелось нынче. Везде они видят только подвохи да опасности. Им наука нашего века кажется не менее опасной, чем чернокнижье средневековым инквизиторам. Во всяком новом научном открытии им чудится водородная бомба, которая может убить миллион человек. Они из-за своего страха потеряли ориентацию в мире, а недостаток внутренней энергии не позволяет им угнаться за временем.
— Пэй, как вы там?
Нет, у этого врачишки душа в потемках! У него дрожат губы, и он нелепо озирается по сторонам. Куда девались его прыть и высокомерие, с которыми он явился ко мне! Мол, мальчишка, щенок, решил меня экзаменовать.
