Мэр сказал:
- Он плачет, потому что Властительница Лунного Огня отняла у него единственного внука. Три года тому назад он упал в пропасть. А за год до этого погиб его сын. А ведь лунным ратникам предписано выбирать вождя только из рода верховных владык. Вот старик и зовет меня к себе, предлагая должность Держателя Лунного Пера, с тем чтобы после отлета его души я стал вождем. А какой из меня вождь при врожденном пороке сердца и неукротимой страсти к рулетке?
Как выяснилось, вождь был его дядей.
Я вытащил из багажника прозрачную коробку с точной копией "Перуна" - в десятую часть натуральной величины, поставил у ног вождя, снял крышку и объяснил, что это наш общий подарок владыке лунных ратников.
Вождь заулыбался, потер в задумчивости лоб.
- Прозорлив и многомудр мой великий жрец, - изрек наконец вождь. Большой колеснице негде бегать среди наших острых скал. А детенышу колесницы бегать не надо. Пусть детеныш всегда стоит возле моего трона. Рядом со священным камнем, упавшим с вершины небес. При прадеде моего деда.
Он радовался, как дитя, этот глубокий старик.
Но главная радость ждала его впереди.
- О владыка, детеныш колесницы тоже умеет бегать. И даже лазить по скалам. Надо только за ним присматривать. На этой доске - цветок с четырьмя лепестками. - Я протянул вождю пульт дистанционного управления. Нажмешь верхний красный лепесток - детеныш бежит вперед, зеленый - назад, оранжевый - влево, синий - направо. А в центре доски - глаз, он всегда примечает, куда бежит детеныш. Скатится к ручью - видно ручей. Заберется на холм - видишь его на холме.
С помощью мэра вождь тут же позабавился маневрами нашей модели. Не скрою: давно я не встречал таких довольных вождей.
- Далеко ли может убежать детеныш колесницы? - спросил вождь.
- Он может бежать без передыху одну луну. Но если доску днем держать на солнце, детеныш никогда не устанет. Но доску лучше не ронять.
- Я поручу охранять доску обоим моим колдунам, -торжественно провозгласил вождь. - Колдуны будут держать ее на солнце от восхода до заката. И никогда, пока я жив, не уронят. Благодарствую, восседающий в колеснице. Никто из инородцев так не радовал сердце верховного владыки лунных ратников, как ты.
Какую награду хочешь ты увезти туда? - Он сделал жест в сторону, противоположную сияющим под луною вершинам. - Туда, во тьму?
Ко мне нагнулся Розетти и сбивчиво зашептал:
- Грандиозный момент, синьор Таланов. Надо выклянчить хотя бы одно блюдо, на которых подавали этих зажаренных тварей. Лично у меня блюдо было золотое, я определил по весу, да и на зуб попробовал.
Хотя бы одно, а? Чистейшее золото, клянусь -святым Януарием,
И я вспомнил о гравейросе. Другого такого случая в жизни уже не представится, подумалось мне. Эх, была не была...
Вполголоса я растолковал мэру свою просьбу, но вместо ответа был удостоен долгого тяжелого взгляда.
- Если моя скромная просьба невыполнима, будем считать мне наградой ваш взгляд, - сказал я, глядя прямо в глаза мэру. - Его-то я и увезу туда, во тьму.
Мэр попытался улыбнуться.
- Некоторые награды можно и не успеть получить при жизни, - тихо произнес он. - Во всяком случае, мой отец еще помнил времена, когда за подобную просьбу чужака спокойно прикончили бы на месте.
- В те замечательные времена не было ни таких колесниц, - я показал на "Перуна", - ни их бегающих детенышей. Между прочим, один из детенышей дожидается вас в Ла-Пакуа.
Давно я не встречал столь счастливых племянников вождей.
Владыка лунных ратников удалился с мэром, чтобы вскоре вернуться и объявить, что награда будет мне вручена там, внизу, во тьме.
А Розетти получил награду сразу. Иссиня-черный камень, прожженный слезою Хранительницы Лунной Благодати, и пару живых куй в деревянной клетке.
3. Да не опустеет твой дом, Человече!
На другой день закрутилась привычная свистопляска. В минуты отдыха я не раз вспоминал ночь на линии света и тьмы. Иногда я доставал плоский сосудик из обожженной глины, осторожно вытаскивал деревянную пробку, принюхивался. Пахло скошенным лугом, цветущим анисом, полынным терпким настоем. И сразу накатывала тоска. Хотелось бросить все: безумную гонку по чужой земле, интервью, встречи, речи, поломки, промежуточные финиши, желтые шлемы лидеров - все хотелось бросить - и домой, к родным равнинам, к шуму сосен, к стогам, плывущим сквозь заречные туманы...
Мы выиграли с Виктором "Золото инков". Но то была наша последняя победа.
В Кальяо мы погрузили "Перуна" на теплоход "Таис Афинская", разместились в каютах и вволю отоспались. До отплытия оставались считанные дни.
Как-то вечером, посмотрев в местном кинотеатре широко разрекламированный фантастический боевик "Осада Марса", мы вернулись на теплоход.
- Я заскочу к тебе, если не возражаешь, фантазер.
Через полчасика, ладно? - сказал Виктор и заговорщицки подмигнул.
Он появился, держа в руке жестяную коробку с кинолентой.
- Отгадай, каким боевиком я порадую победителя? - спросил Виктор, потрясая коробкой.
- Финишным боевиком, - отвечал я. - Нас подкидывают в небеса, ты до ушей улыбаешься, из карманов у тебя вываливаются отвертки, реле, контрагайки и все прочее, а я обвил, как удав, кубок, который, как ты точно подметил, переделан из самовара.
- Вот и не угадал. Перед тобою - строго научное кинообвинение. Служителей культа, пользующихся отсталостью народных масс, чтобы одурманивать простаков цирковыми трюками вроде порханья разного рода божеств над глубокими пропастями. Так-то, фантазер.
Он расхохотался, а я, ни о чем еще не догадываясь, спросил:
- Дружище, неужто удалось заполучить какие-то кадры о хождении жрецов по канатам?
- Не заполучить, а заснять самолично, - сказал Голосеев. - Притом в инфракрасных беспощадных лучах.
С ними, как ты знаешь, никакое очковтирательство не проходит. Не зря сказано: все тайное становится явным.
Я удивился:
- Когда ж ты успел, пострел?
- А тогда, у лунных ратников.
Оказывается, как только Властительница Лунного Огня явилась вдруг во тьме, в той стороне, где башня Смерти Луны, дотошный Голосеев незаметно пробрался к "Перуну", навел кинопанораму так, чтобы захватить обе башни, задействовал автостоп на 15-минутный максимум и сразу же вернулся назад. Так вот почему я не обнаружил его рядом, когда подобие сияющего хитона плескалось у ней между крыльями, а лицо сияло белизной с голубыми ободьями вокруг глаз...
- И что же ты, смельчак, понаснимал? - спросил я.
- Снимал не я. Я, как и ты, хотя в меньшей степени, подвержен страстям. Снимал бесстрастный прибор.
И прибор, только не огорчайся, ради бога, подтвердил мою правоту в нашем споре. Все твои гравейросы-гравестосы - красивая несуразица. Голосеев снова потряс коробкой, как триумфатор сверкающим скипетром из слоновой кости. - Я вчера проявил и только что прокрутил на мониторе. Нет, не разгуливает по канату размалеванная пташечка. Чудес, как я тебе постоянно твержу, не бывает. Она привязана к кольцу, в кольцо продет канат, и ее тянут веревкой от башни к башне.
