Кэнби повезло: сам он принадлежал к классу, которому предоставили избирательное право. Благодаря правительственной пенсии ему и его товарищам, бывшим офицерам, разрешалось прицепиться к самому краешку привилегированной экономической группы. В пунктах выплат они регулярно получали свои пенсии, назначенные сообразно званиям, до которых дослужились на войне. Можно было забрать все выплаты сразу, подсчитанные по актуарным таблицам. Многие так и делали, пожив недолго, зато на полную катушку, а затем, когда деньги заканчивались, обращались в один из спонсируемых правительством Центров Эвтаназии. Те, кому уже все выплатили, не имели права пользоваться даже бесплатными столовыми. Поскольку для людей без имущества или политических связей постоянная занятость оказывалась невозможной, бывшие солдаты неминуемо попадали в негласную прослойку из воров и нарушителей закона. Примером тому служил бывший капитан-лейтенант Пели Мэддер, попытавшийся избежать неизбежного и потерпевший неудачу…
По незаметному сигналу от бородатого Карло Нанна, бывшего старшины, который не терял бдительности, хотя и стоял, небрежно прислонившись к ржавому фонарю, Кэнби свернул на восток, где Тридцать шестая улица заканчивалась Пятой авеню. Вдалеке, из Манхэттенского сектора, загрязненного и до предела перенаселенного муниципального района Нью-Вашингтона, поднимались древние небоскребы. Справа ряд брошенных космических кораблей, образовывавший бесконечную береговую линию, отделял Кэнби от сероватых вод залива. Отделенный ржавой электрической изгородью, далеко растянувшийся призрачный комплекс когда-то был нацелен на нужды войны, в которой участвовали двадцать две отдельные цивилизации и почти все из четырехсот восьмидесяти трех планет. Теперь все, находившееся за изгородью со стороны залива, быстро разрушалось за ненадобностью. Огромные пакгаузы стояли молчаливые и пустые, с целыми этажами разбитых окон. Повсюду кружил занесенный ветром мусор с улицы. — Громадные доковые краны, словно гниющие трупы гигантских птиц, покрывались ржавчиной. Сами причалы сильно пострадали и от непогоды, и от воды — некоторые уже заваливались на прогнившие сваи.
После демобилизации Кэнби, которому было некуда ехать, поселился на Стейтен-Айленд — военные редко пускали глубокие корни. Как офицер в отставке он имел право выбрать любую планету и остаться на ней на законных основаниях. Однако Кэнби предпочел никуда не ехать и прибавил неиспользованные транспортные средства к своему пособию. Тогда эта мысль показалась ему очень удачной, как, впрочем, и теперь — правда, по совсем другим причинам.
К сожалению, жизнь, в которую окунулся Кэнби, вовсе не являлась жизнью — во всяком случае, для тех, кто прежде представлял собой какую-никакую значимость. До войны, как любой полный решимости юноша, Кэнби купался в мечтах и надеждах. Тогда он даже стремился совершить вояж по Галактике — до Перемирия Кэнби летал как-то на прототипе «DH98», достаточно быстром для такого путешествия. Теперь мечты подобного масштаба остались в прошлом если только кампания Немила Квинна по выборам на пост премьер-министра вдруг не окажется успешной. Однако шансы на победу в выборах составляли один из миллиона, даже для кандидатов с такими ресурсами, как у Квинна.
В первые годы после демобилизации Кэнби сделал все возможное, чтобы найти какую-нибудь стоящую работу. Впрочем, кроме межзвездных полетов, он почти ничего не знал, и никто не проявил интереса к бывшему офицеру старше двадцати пяти лет. В конце концов он сдался, так же как миллионы других ветеранов по всей Империи. Чтобы выжить, Кэнби научился выменивать самоуважение на государственную пенсию.
Заброшенные причалы кончились как раз перед тем, как Пятая авеню превратилась в Прибрежный бульвар и взяла вправо, к древнему сектору Бей-Ридж. Бывший командир Нэмрон Эмпс — одно время капеллан Девятнадцатого Звездного Легиона — пообещал, что Мэддер будет ждать именно там. Шумные улицы обеспечивали необходимое укрытие от полицейских, неизменно проявлявших бдительность по отношению к таким преступникам, как капитан. К тому стали относиться с опаской после того, как он украл еду в одной из государственных бесплатных столовых — одно из многочисленных преступлений, караемое смертной казнью.
Кэнби огляделся в поисках знакомого лица в круговороте кипевшей вокруг жизни. Мимо прошла бригада электриков в комбинезонах с затейливыми монограммами. Две мускулистые женщины вели огромный строительный грузовик, который изрыгал едкий дым. На парковой скамье тощий продажный мужчина, расстегнув брюки, демонстрировал свой «товар» трем возможным клиенткам в мини-юбках. Водопроводчики тащили тяжелую десятифутовую трубу. Дюжий молодой человек закатывал в пивную бочки с пивом. Сквозь толпу пробирались мальчишки, шумно играя в понятную лишь им игру. Троица стариков задумчиво попыхивала сладко пахнущими трубками. Оборванная кучка «полноправных граждан», судя по виду, замышляла что-то недоброе. На дорогих глиссерах проезжали дамы с ничего не выражающими лицами. Подпрыгивающей походкой шагал розововолосый администратор с батареей из пяти самоходных портфелей. Торговцы зонтиками при появлении полицейских развеялись как дым. Старинный Бей-Ридж, деятельный и многообразный, с каждым разом привлекал к себе Кэнби все больше и больше. Эти люди были более настоящими, чем все те прилизанные, одинаковые на вид нью-вашингтонские политиканы.
Из замусоренного входа в переулок Кэнби кивнула полная бородатая фигура, стоявшая возле замызганного магазинчика. Это был Эмпс, обладатель огромнейшего носа, бычьей шеи и непокорных волос. Рядом, откуда-то из полумрака, возникло знакомое круглое лицо Мэддера — его глаза беспокойно двигались. Неожиданно они остановились на Кэнби. Угрюмо поджатые губы растянулись в настороженной улыбке.
Эмпс тоже улыбнулся, ободряюще похлопал Мэддера по плечу и, завершив свою миссию, затерялся среди прохожих.
Улыбнувшись Мэддеру в ответ, Кэнби еще раз поискал глазами полицейских, а затем минуя толпу осторожно нырнул в полутемную аллею. Мэддер прятался за осевшим навесом. Как же изменился этот человек! Грязный и растрепанный, он весил в несколько раз меньше, чем в годы службы. Его заросшее щетиной лицо осунулось, а в глазах отражалась затравленность, характерная для тех, кто пребывает в постоянном страхе за жизнь. Одежду Мэддера составляли лохмотья, и от него пахло так, будто он ночевал в канализационной трубе, что вполне могло оказаться правдой.
— Командир, — хрипло прошептал бедолага, — слава Богу, вы пришли!
Кэнби положил руку на трясущееся плечо Мэддера.
