Девушка снова торопливо закивала. Ничего из этого хорошего не получится. Рич встал, слегка потянулся. Он редко ошибался в своих прогнозах. Но всё равно надо пробовать и пробовать. Хороший объект для брейнинга — это камень в основании пирамиды. Турчанка тоже поднялась. Рич улыбнулся:
— Тогда пойдем.
О странной новенькой, «событии номер один» того дня, Джош Ричу не сказал ни слова. Наверное, должен был — девчонка вполне могла покопаться в их переписке, — но что-то помешало.
Аксиния утвердилась в классе за считанные дни. «В темноте я бы принял тебя за цветную», — как-то сказал ей Энрике, и это было комплиментом. Джош и сам видел, что те мелочи, которые всегда мешали белым перестать бояться черных, а черным — почувствовать себя наравне с белыми, для Аксинии словно бы и не существовали. Она понимала «респект», слушала и знала рэг-рэп, могла поспорить о вудуизме или о стрелковом оружии.
Джош косился на нее украдкой, опасаясь, что его внимание будет замечено. Ему нравилось смотреть, как ее невесомые пальцы танцуют над клавиатурой, как спадает на лицо золотистая прядь, как…
Вскоре Аксиния легко и непринужденно вошла в их небольшую компашку. Зависала вместе со всеми у школы, рылась у Джоша в салоне в поисках интересных и дешевых роликов, стояла на шухере, когда Мустафа раскрашивал в цвета национального флага случайно заехавшую в квартал полицейскую машину.
Но что-то всё равно шло не так. И касалось это не только Аксинии.
* * *
Прежде всего, в классе стало на трех человек меньше. Ни Хосе Койота, ни Родриго, ни Мигеля в школе больше не видели, и одни слышали от родственников, что парни, переломанные, лежат в больнице, другие утверждали, что видели всех троих на пароме, перевозящем эмигрантов в Канаду, а третьи ссылались на тюремных дружков и плели совсем уж небылицы с криминальным уклоном. Джош склонялся к мысли, что, если даже родители Койота молчат, это значит, что на всех здорово надавили.
И тем внимательнее присматривался к мистеру Адамсу.
А тот как ни в чем не бывало продолжал вести уроки истории и делал это неплохо. Разбазаривал каждый урок по сто долларов, а то и больше. Никому из школьников не пришло в голову поделиться такой новостью с кем-либо из старших.
Впрочем, история Адамса была интересна не этим — он умудрялся каждый раз привязать какие-то древние события к сегодняшнему дню. Если говорили о племенах, заселявших Америку до Колумба, то разбирали их обычаи, традиции и различия. И становилась понятнее возможная причина поножовщины в одной из резерваций на прошлой неделе. Если вспоминали вывоз рабов из Африки, то опять-таки разделяли Африку на зоны и смотрели, что где происходило и какими народами была заселена Америка. У Адамса обнаружился редкий дар рассказчика. Джош, как и все остальные, вроде бы отчетливо понимал, что все эти знания не пригодятся никогда и никому, но снова и снова, как кролик перед питоном, застывал, слушая преподавателя.
Адамс никогда подолгу не останавливал взгляд на ком-либо из учеников, кроме Аксинии. Ее он изучал пристально, но исподтишка, так же, как Джош. Словно ждал чего-то. Она не замечала этого — или делала вид, что не замечает.
Однажды Джош не выдержал и спросил Аксинию напрямую, что мистеру-чертову-Адамсу от нее нужно. Вместо ответа получил вопрос:
— А почему тебя это беспокоит?
Растерялся только на секунду:
— Потому что… Потому что он похож на маньяка!
— Видел многих? — ее явно забавлял разговор.
— Я-то? — Джош аж задрал подбородок. — Ты забыла, где я работаю?
— Расскажи! — тут же навострила уши Лейла, сама на себя не похожая — с новой прической, в модном колье и серьгах из искусственно заржавленных пластин.
Видимо, работа с Ричем давала положительный результат.
— Правда, расскажи! — подключились Энрике и Мустафа.
— Маньяки, — со значением начал Джош, — бывают трех типов. Самые простые — помешанные на сексе и физиологии. Впаивают себе бессюжетную лабуду типа «Натали скачет на ослике» или «Первая ночь Барбары». Вторым подавай экстрим — побольше кровищи, боли и грязи. В основном бывшие рейнджеры, ветераны — воевать уже не берут, а агрессия осталась. Такие могут ходить зимой в тапках на босу ногу, а пособие спускать на ролики. Недавно загребли одного мафиози, так он до того, как его взяли, чуть не полмозга себе зачистил. Там тебе и тазики с цементом, и стрельба-пальба, и иглы под ногти, и утюги на спину… А на суде говорит: не помню! Ничего, говорит, не помню, клянусь Мадонной!
Все засмеялись. Лейла наморщила нос:
— Неужели кто-то покупает пытки?
Джош цокнул языком:
— Ты удивишься! И о том, как ты, и о том, как тебя. Но самые жуткие маньяки — это третий тип, наподобие нашего мистера Адамса. Ходят, бродят по салону, прицениваются, а что им надо — непонятно!
И под общий хохот сделал страшное лицо.
* * *
На следующее утро перед уроками Аксиния подозвала Джоша и открыла ему на своем наладоннике коротенький документ.
С угла стандартной учетной карточки на Джоша смотрел сильно помолодевший мистер Адамс.
— И что это значит? — ох, как не хочется слышать правильный ответ!
— Только то, что еще год назад наш славный преп работал на Федеральное Бюро.
Аксиния почти натурально улыбалась. И Джошу очень хотелось ее защитить — от чего, он пока не понимал.
* * *
Намечался день рождения Аксинии. Проблема выбора подарка сводилась к вопросу, о чем ролик. Самая дешевая впайка стоила как хот-дог, а долларов за двадцать можно было купить уже целое путешествие.
Только Аксиния недавно отличилась, подарив Энрике набор серебряных струн, чем окончательно растопила державшийся между ними холодок.
Джош задумчиво бродил между полками, выбирая, и выбирая, и выбирая… Пытаясь найти что-то, что подчеркнуло бы его индивидуальность через кусочек чужой памяти. Пока не получалось.
Заурчал лифт. Когда дверная решетка уползла вверх, в салон чуть ли не кубарем влетела зареванная Лейла. Следом появился Мустафа. Джош никогда его еще таким не видел.
— Я тебя здесь сейчас прирежу, ты понял? — от ярости турка перекосило, он оттолкнул Лейлу, пытавшуюся обнять его, и пошел Джошу навстречу. — Я тебе вышибу мозги, придурок! Ты что с ней сделал?
— Что? — недоумевая, спросил Джош.
Промелькнула пара мыслей насчет Лейлы и Рича, или друзей Рича, или сотрудников Рича — но это был бред: Белее Белого никогда бы такого не допустил.
— А то, что она ничего не помнит! Она продала за деньги свою жизнь!