— Что это? — спросил Кашин.- Почему такая скорбь?
— Дальше вы все поймете,когда я прочитаю дневник,- сказал Хрусталев, закрывая шкатулку.- Это лишь начало. Не весь дневник написан в таких трагических и скорбных тонах. В нем много ликующих красок и звуков. И вообще весь дневник в целом звучит как гимн,как радостная,жизнеутверждающая музыка. А теперь наберитесь терпения и слушайте.
Хрусталев зажег погасшую папиросу, раза два затянулся и, придвинув рукопись, принялся за прерванное чтение.
* * *
Глаза Сэнди-Ски… Я лишь мельком заглянул в их глубину. И они мне почему-то не понравились, что-то чуждое отразилось в них. В чем дело?
Встревоженный, я встал с кресла.
— Что с тобой, Тонри?- спросил Сэнди-Ски.
В его словах было неподдельное участие. Да, с таким нежным участием мог обратиться ко мне только мой друг Сэнди-Ски. И все же мне не хотелось остаться сейчас наедине с ним.
— Видимо, устал, Сэнди,- проговорил я как можно спокойнее. — Я же не отдыхал после торможения. Пойду к себе в каюту.
— Конечно, отдохни…
Я вышел и попал в соседнюю рубку- рубку управления. Члены экипажа успели отдохнуть и приступили к своим обязанностям. Над приборами пульта управления склонилась тонкая и длинная фигура пилота Али-Ана.Рядом,у главного электронного мозга,возился аккуратный и трудолюбивый,как муравей,бортинженер Рогус. Он взглянул на меня и улыбнулся.
У меня не было желания с кем-либо разговаривать,и я постарался поскорее уйти в кают-компанию.Там никого не было. Спустился по лестнице в коридор, по обеим сторонам которого расположены наши каюты — святая святых каждого участника экспедиции. По нашим обычаям,в каюту никто не заходит без особого приглашения хозяина, икто не мешает заниматься научной работой, отдыхать, слушать музыку, читать. Вместе собираемся лишь в кают-компании.
Я закрылся в своей каюте и сел за клавишный столик.Что меня,собственно, встревожило?- спрашивал я себя.- Глаза Сэнди-Ски?Да я их и не рассмотрел как следует.Но вот Рогус… Минуту назад, когда я проходил через рубку управления, Рогус обернулся ко мне.На его некрасивом лице появилась обычная по-детски бесхитростная улыбка. Но сейчас, вспоминая эту улыбку, я подумал, что она не такая уж простая и бесхитростная. На какой-то миг в ней проскользнуло нечто наглое и торжествующее.
«Неужели?- обожгло вдруг страшное подозрение.- Неужели Рогус и Сэнди-Ски — это те… из банды Вир-Виана?» — Я встал и начал ходить из угла в угол. «Какая чепуха! — говорил я себе. — Какая нелепая мысль! Как они могли появиться на корабле? Вздор! Просто в последнее время у меня расшалились нервы и стала мерещиться всякая чертовщина».
Снова сел за клавишный столик и, чтобы успокоиться, решил продолжать свой труд о цефеидах.Но работа не клеилась…
Это было вчера. А сегодня еще раз попытался, но безуспешно. И вот вместо научного труда на новом кристалле я пишу сейчас этот странный дневник.
В каюте раздался трехкратный мелодичный звон.Я взглянул на часы.Через полтора часа начнутся на корабле новые сутки.Через полтора часа спать… А сейчас по традиции все члены экипажа собираются в кают-компании.Мой помощник Али-Ан сделает доклад о событиях прошедшего дня. После этого все станут высказывать свои мнения, строить планы на завтра. А под конец Лари-Ла будет рассказывать свои забавные истории.
Мне всегда нравились эти вечера в кают-компании. Но сегодня, впервые за много лет межзвездного полета, не хотелось идти туда. Но надо идти…
…Сейчас члены экипажа спят.Один лишь я нарушаю режим. Вернувшись из кают-компании, снова сел за клавишный столик, чтобы записать все, что там произошло сегодня вечером.
Когда я вошел в кают-компанию, все уже сидели в креслах.
— Как самочувствие,капитан? — послышались участливые голоса.
Я успокоил всех,сказав,что отдохнул хорошо и что самочувствие,как всегда, отличное.
— Начинайте доклад, — обратился я к Али-Ану.
Али-Ан встал,вышел на середину каюты и с минуту молчал,собираясь с мыслями.Я уважаю этого поразительно хладнокровного пилота,умного и волевого. Высокий и стройный,он был бы красив, если бы не сухое и несколько надменное выражение лица.В противоположность Лари-Ла и Сэнди-Ски, он постоянно строг и серьезен.Лишь изредка на его бледных губах появляется тонкая улыбка,острая, как клинок.И вообще Али-Ан холоден и логичен,как учебник геометрии. Никаких эксцентричностей, никаких причуд,как у Сэнди-Ски.Но и взлетов никаких. «Под таких,как Али-Ан,очень легко и с большим совершенством подделываются молодчики Вир-Виана»,- подумалось мне. Но я постарался отогнать эту вздорную мысль.
— Сегодняшний день,-начал Али-Ан,-самый знаменательный, переломный в нашей экспедиции.Мы произвели торможение на дальних подступах к планетной системе — цели нашего полета.Все члены экипажа чувствуют себя удовлетворительно. Механизмы и приборы в полной исправности. До орбиты самой близкой к нам планеты осталось около десяти дней полета на межпланетной скорости. Начинаем готовиться к посадке на планету.А на какую планету- об этом полезно выслушать мнение планетолога Сэнди-Ски.
Вот и все. Али-Ан, как всегда, краток и точен.
Сэнди-Ски встал и начал крупными шагами ходить по кают-компании. Я посмотрел на его горящие вдохновением глаза,на его оживленное лицо — и мне стало стыдно за свою мнительность.
— Нам повезло,-остановившись, заговорил Сэнди-Ски.- Чертовски повезло. Я просто не ожидал,что мы найдем здесь такую необычайно сложную и богатую систему.Вокруг центрального светила вращаются девять планет.Девять!И у многих- спутники.
Жестикулируя,Сэнди-Ски кратко,но живописно охарактеризовал каждую планету. Он еще больше оживился,когда стал под конец рассказывать о жемчужине системы — о планете Голубой.
Я с любопытством взглянул на нашего биолога и врача Лари-Ла. Как он воспримет весть о богатой биосфере Голубой?
Добродушный толстяк Лари-Ла обычно не сидел, а полулежал в свободной, ленивой позе.Но сейчас он, упираясь руками в подлокотники глубокого кресла, привстал и с живейшим интересом слушал планетолога.
— Что? — прошептал он. — Зеленая растительность? Органическая жизнь?
Он вскочил и начал кружиться вокруг Сэнди-Ски.
— Это же здорово!- восклицал Лари-Ла, размахивая руками. Хлопнув по плечу Сэнди-Ски,он сказал:- Ну, дружище, ты меня обрадовал. Наконец-то я займусь настоящей работой. Как я устал от безделья!
Лари-Ла и в самом деле изнывал от безделья.На корабле никто не болел.И ему никак не удавалось обогатить медицинскую науку открытием новых, космических болезней.Особой склонности к теоретической работе он не имел и все дни только и делал,что писал у себя в каюте своеобразный юмористический дневник, напичканный разными анекдотами и происшествиями. Мы иногда смеялись над тем, что к моменту возвращения на Зургану у нас будет не только серьезный, академический бортовой журнал,записываемый в памяти главного электронного мозга, но и дневник Лари-Ла, рисующий нашу экспедицию в весьма своеобразном освещении.
