«Прекрасно, — подумал Дункан. Сейчас дежурный увидел индикатор, сигнализирующий о том, что я окаменел. Он пробежит глазами по всем двенадцати экранам и убедится, что никто из его подопечных не спрятался в спальне или еще где-нибудь. Он, конечно же, захочет удостовериться, что я не укрылся в данной, и включит масс-детектор. Надеюсь, он не станет всматриваться в окна цилиндров Вторника, чтобы определить, всели на месте. А ведь он вполне может проделать это». Дункан рассчитывал, что бдительность дежурного к концу смены притупилась, и он устал от утомительного и одноообразного напряжения.
Дункан начал отсчитывать минуты. Когда закончилась пятая, он уже не сомневался, что уловка его сработала. В течение следующих пятнадцати минут он будет волен поступать по своему усмотрению. Город полностью окаменел, в каком-то смысле увял так же быстро, как растение, которое библейский Бог вырастил для пророка Ионы. Дежурный и охранники в эту минуту сами залезали в свои цилиндры, до того, как обитатели Среды выйдут из стоунеров, и новый персонал больницы приступит к выполнению своих обязанностей, оставалось не менее двенадцати минут.
У него было в запасе еще и некоторое дополнительное время. Сигнальные лампочки, соответствующие тому цилиндру, в втором сидел сейчас Дункан, гореть не будут, и у дежурного из Среды не возникнет необходимости проверять эту комнату.
Однако Дункану надо было покинуть больницу еще до того, как проснутся жители наступающего дня. Лучше всего выбраться на волю раньше, чем люди появятся на улицах.
Дункан встал и толкнул дверь цилиндра. Она отворилась, и Дункан вышел из стоунера, испытывая странное, непривычное чувство — сейчас за ним никто не следил. Он был свободен от всевидящих глаз. Необычная свобода немного беспокоила: он отвык от нее. Теперь он был действительно один.
«Да возьми же себя в руки, слабак, — ругал он себя. — Ты получил то, что хотел, а паникуешь. Вот так обработали. Приучили чувствовать себя в безопасности только под наблюдением правительственных соглядатаев, когда уж точно нет никакой возможности сделать зло ни другим, ни себе».
Однако неподходящее время раздумывать об иррациональных мотивах. Он затеял трудную и тяжелую работу, которую необходимо проделать, чтобы выбраться из этой комнаты, если, конечно, это вообще возможно.
Стенки цилиндров были бумажно-тонкими. Собственно, стоунеры действительно изготавливали из бумаги, которую предварительно подвергали стоунирующей обработке. В результате движение молекул значительно замедлялось, и материал приобретал чрезвычайную прочность, становясь при этом очень тяжелым. Дункан отсоединил кабель, по которому подводилась энергия, от стены позади стоунера Среды и потащил его к большому круглому окну. Затем, ухватившись за верхний край цилиндра, он наклонил его на себя, совсем немного. Если бы эта штуковина вдруг отвалилась, кто знает, успел бы он отскочить или оказался бы погребенным под его массой. К тому же, если стоунер упадет на пол, поставить его уже не удастся — это уж точно.
Затем Дункан начал перекатывать наклоненный цилиндр сначала на несколько дюймов вправо, потом влево — после каждого маневра стоунер продвигался к цели на один дюйм. Между тем хронометр на стене неумолимо отсчитывал бегущие секунды. Крупный пот заливал глаза, Дункан хрипел и стонал, все время поглядывая на возрастающие цифры. «Время, время, — думал он. — Величайшая неизбежность, непобедимая и вечная. Самое безразличное из всех явлений и понятий. Возможно, Время — именно так, с большой буквы — и есть истинный Бог. Если это действительно так, вот чему следует поклоняться, вот что следует боготворить. И пусть оно остается в вечном равнодушии к тому, как к нему относятся».
Соленый пот разъедал глаза. Наконец, задыхаясь, Дункан поставил стоунер на основание и отошел в угол комнаты, примериваясь, куда ударит верхняя часть цилиндра, если удастся его опрокинуть. Дункан выругался, мысленно прочертив взглядом в воздухе дугу, которую опишет верхняя часть цилиндра при падении. Нет, окно не пострадает. Досадуя на самого себя зачем было ругаться и нервничать, сбивая с таким трудом восстановленное дыхание, — Дункан подошел к стоунеру, встал позади него и принялся толкать его, пока тот не наклонился в направлении стены. Затем он обошел вокруг стоунера, подставил под него плечо и, обхватив обеими руками, попытался перекатывать его. Мышцы стонали от напряжения, словно призывая его ослабить усилия, сжалиться над ними. Дункан, тяжело дыша, все-таки сумел продвинуть цилиндр на несколько дюймов вперед.
Еще одна подобная операция, на сей раз к южной стене, — и цилиндр занял нужное положение. Дункан улыбнулся.
Оставалось десять минут до того, как город наполнится жизнью.
В действительности на Манхэттене в это время спали не все его обитатели. Полицейским, отдельным служащим муниципалитета, пожарным и водителям скорой помощи и некоторым другим разрешалось выходить из цилиндров раньше, чем всем остальным. Таких, однако, было немного, и никто из них не знал, что какой-то объявленный вне закона нарушитель дня сбежал.
Сбежал!
Улыбка лишь высветила ощущение реальности: он еще не свободен. Он еще не выбрался из той тюрьмы, в которой пробыл так долго. А если это и удастся ему, кто знает, долго ли он пробудет на воле.
Ужасно хотелось отдохнуть, но времени уже совсем не оставалось. Подойдя к западной стене, Дункан уперся в нее спиной напротив того места, где раньше стоял цилиндр Среды. Затем он сгруппировался, словно устремившийся вперед бегун, и уперся правым каблуком в основание стены у самого пола.
Словно выстрел стартера раздался в его голове. Дункан подскочил и бросился вперед. Несколько больших шагов с разбега — и он, высоко подпрыгнув, отбросив корпус назад, вложив всю силу в удар, обеими ногами толкнул верхнюю часть цилиндра. Несмотря на крик, который Дункан издал в момент удара, словно надеясь, что он добавит ему силы, — ничего не произошло.
Дункан упал на спину, перевернулся и оказался на всех четырех.
Повернувшись, он застонал от бессилия. Если стоунер и покачнулся, то не настолько, чтобы упасть. Силы Дункана оказались явно недостаточно. Цилиндр стоял, словно неприступная крепость, будто к нему никто и не притрагивался. Дункан медленно поднялся. Позвоночник ломило, и Дункану показалось, что его вот-вот сведет судорога. Если это случится, с ним покончено. Придется забыть о своем плане, распрощаться с надеждами.
Дункан быстро проскочил в ванную и налил в стакан холодной воды. Выпив ее, он решительно подошел к цилиндру Четверга. Неимоверными усилиями, затратив пять минут, Дункан оттащил стоунер от стены, поворачивая его тем же способом, как и первый, и установил под углом к нему. Выравняв оба стоунера относительно друг друга, он позволил себе минутный отдых. До пробуждения жизни на острове осталось всего четыре минуты.
