Некоторое время стояли молча. Антоновна прикладывалась к мегафону, оглашала окрестности отсебятиной. Так, например, она сказала: "Долой тунеядцев от телевидения!" и "Даешь прошлое вместо будущего!" Молодые люди ворковали, и это сильно напоминало голубиные танцы. Ваня ходил вокруг Маши, заглядывал в глаза, что-то непрерывно говорил, что-то такое, смешное только двоим. Маша хихикала, стреляла глазами и жеманилась, как только могла. Оксана Арнольдовна, казалось, спала с открытыми глазами, потому что не шевелилась длительное время. Старики о чем-то тихо беседовали. Постовой куда-то подевался, возможно, отлучился в туалет. И тут у пикета оказались два новых действующих лица. Молодые парни, подвыпившие. Один, как водится, понаглее, другой более мирный, все время урезонивал приятеля. От них за версту несло дешевым крепким пивом.
- Ха! - сказал тот, что понаглее. - Вы чего это тут, - ик! - стоите? Чего это у вас тут понпи... понаписано? Вам что, телевидение наше не нравится? Гена, гляди, им телевидение наше не нравится.
- Да ладно, Паха, пойдем.
- Нет, погоди. Стоят тут, значит, с плакатами, протестут... проститут... - твою мать! - протестуют.
- Молодой человек, - с достоинством сказал Семен Михайлович. - Шли бы вы, проспались.
- Чего? - с готовностью заорал молодой человек, размахивая руками. - Чего ты сказал? Да ты кому это сказал?
- Паха, ну пойдем. Тут ментов полно, огребем по полной. Пошли.
- Да погоди ты! Он на меня прыгнул. Ты видал, он на меня прыгнул.
- Аза Антоновна, - сказала Оксана Арнольдовна, почти не разжимая губ. - По-моему, словами здесь ничего не добьешься.
- Это точно! - с готовностью отозвалась Аза Антоновна. - Эй, голубок!
- Ты кому это? - повернулся Паха. - Ты мне?
Петру показалось, что Антоновна слегка стукнула парню по груди согнутым пальцем, но тот вдруг задохнулся, выпучил глаза и буквально упал на руки приятелю, который глянул испуганно и потащил обессилевшее тело друга прочь от пикета.
- И где этот мент? - озабоченно спросила Антоновна, надевая плакат, который сняла перед этим.
- Тетя Аза из спецназа, - засмеялся Иван, а Машенька глупо хихикнула.
- Но-но! - строго сказала Антоновна, причмокивая толстыми губами.
Петр почувствовал, что перед ним открылась одна из тайн, которую ни в коем случае открывать не хотели. Он внутренне подобрался и осторожно сказал на ухо Антоновне:
- По этому поводу надо выпить, - и многозначительно похлопал себя по груди.
- Во! - обрадовалась та. - Это именно то, что сейчас нужно! Как в рекламе, помнишь? Ну, этот, Стиморол, ага. Я до сих пор гадаю, а что ему было нужно-то, парню, что он к девкам приставал? "Знаешь, что мне сейчас нужно?" "Не знаю, а что?" "А потрахаться". "Я так и думала, ну пойдем". Так, что ли? Короче, ежели бы он с самого начала Стиморолу нажевался, он бы ту, красивую, оприходовал, гы-гы. Жевала я этот Стиморол. Слюны - полон рот. Ну, сплюнула. Батюшки мои! А слюна-то синяя-синяя! Так эта ж синева мне вовнутрь шла! С тех пор не жую, нет. Пусть буржуи ее жуют, скорее сдохнут, гы-гы. А ты что стоишь, касатик? Как пень, прямо! Ты наливай, наливай!
И она сунула Петру свою пустую фляжку. Хорошо, что бутылка оказалась с дозатором, иначе Петру ни за что не налить в узкое горлышко ни капли. Он передал фляжку Антоновне, та запрокинула голову, и присосалась надолго. Петр, не долго думая, тоже стал пить из горла.
- Ии-эх! - крякнула Антоновна, умильно глядя на Петра. - Хороший ты парень! И зачем ты с нами связался? Сидел бы себе дома, смотрел телевизор... Погоди, погоди! Ты ж говорил, что работаешь в фирме одной. Ну? А, отпуск. Ну, понятно тогда. Нет, друг, отпуска так не проводят, нет. Отпуска проводят у теплого моря, с девками, да с винишком каким. А ты - в пикет.
Антоновна еще раз приложилась к фляжке, потом показала знаками, что надо бы долить. Петр долил, Антоновна бережно закрутила пробку, спрятала фляжку за пазуху и продолжала:
- В пикете ничего хорошего нет. Стоишь, стоишь, и ни одна сволочь тобой не интересуется. Выходили телевизионщики с камерой, ну я поорала, попенилась, и опять скука.
- А долго вы тут еще стоять будете?
- А партия прикажет, всю жизнь стоять будем.
- Партия?! - ахнул Петр.
- А ты думал, гы-гы. Ке Пе Эс Эс. Слыхал про такую?
- Так вы от коммунистов стоите? - с интересом и, в то же время, с некоторым разочарованием спросил Петр.
- От коммуняков, от них, проклятых! - неожиданно захныкала Антоновна. - За жратву работаем, чтоб им ни дна, ни покрышки!
- Антоновна! - укоризненно сказал Родионыч. - Опять вы лапшу вешаете...
- Во! Лапшу. Ну разве интеллигентный человек так скажет - лапшу? Интеллигентный человек скажет... Антоновна повернулась к Оксане Арнольдовне.
- Значения не имеет, - опять вздрогнув, произнесла старушка непонятную фразу.
Петр заметил, что после этих слов Родионыч заметно съежился и потух, а Антоновна, наоборот, оживилась.
- Вот видишь, Петруша, как говорит истинно интеллигентный человек! Коротко и ясно. Значения не имеет! Ни добавить, ни убавить.
- А что это значит? - тихо осведомился Петр.
- А то и значит, - так же тихо ответила Антоновна. - Мели, Емеля, твоя неделя.
- Вы вот все меня баснями кормите...
- И, касатик, ты ж не соловей. Отчего бы тебя баснями не покормить?
- КГБ, КПСС. Уж больно басни не смешные.
- Ну, это как посмотреть...
- Аббревиатуры сменились, а суть осталась, - неожиданно произнесла Оксана Арнольдовна.
- Неужели?
- А ты думал! - подхватила Антоновна. - Только я тебе скажу так: мы к данным конторам отношения не имеем.
- А к каким имеете?
- Ой, что-то ты любопытен не в меру! - Антоновна осуждающе покачала головой. - Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Слыхал?
- Меньше знаешь - лучше спишь, - Петр кивнул. - Слыхал. Скучно от этого - жуть.
- И, милый, все в жизни скучно. Весело только в аду, гы-гы.
Долго они так переговаривались, лениво, врастяжку. Между тем рабочий день закончился, и из здания телецентра повалил народ. Откуда ни возьмись, появился Егор, отобрал у Антоновны мегафон и принялся доказывать выходящим, что их деятельность вредна, гнусна и льет воду на мельницу мирового империализма. К милиционеру, который, к слову, появился почти сразу же после инцидента с молодыми подвыпившими людьми, прибавился второй. Люди подходили, читали надписи, спрашивали, кто это надоумил выйти с такими лозунгами, доказывали, что народ обожает телевидение, и никто не чувствует себя идиотом. Тут заговорила Оксана Арнольдовна.
- В сумасшедшем доме тоже никто не чувствует себя идиотом, - сказала она, слегка улыбнувшись. - Однако же, всех там от чего-нибудь да лечат. Любителей телевидения надобно лечить от телевидения.
Ее уже никто не слушал. Задавшие вопрос женщины ушли по своим делам, однако Оксана Арнольдовна продолжала:
