— Да ну?! — надменно хихикнул Берасов. — А я и не знал!
Пищурин еле удержался, чтобы не обозвать Берасова идиотом.
— Чего «да ну»?! Что «а я и не знал»?! — возмущенно передразнил он Берасова. — Твой Джек всю ночь у меня на даче пел, танцевал, разговаривал, писал прозу, а ты «да ну»!
Берасов засопел в ответ и, помолчав, спросил:
— Джек всю ночь… у тебя… пел и плясал? Не понял?
— Да ты же его вчера оставил у меня на даче! На всю ночь! Не заметил, что ли?
— Да не оставлял я у тебя вчера Джека! Он вместе со мной вчера в тамбуре электрички ехал в наморднике…
— А где он сейчас?
— Вон лежит на полу. Разлегся! Сводил я его утром рано в кусточки, он отметился, поел, теперь отдыхает, собачий сын!
— А ты спроси-ка у него: где он был сегодня ночью?
— У кого спросить? — В тоне Берасова юморок теперь отсутствовал.
— Да у Джека твоего, который умнее нас с тобой! У пса! Ты понял или нет?
— Слушай, Жорка, я таких шуток не люблю, ты меня знаешь, и не надо меня разыгрывать, — с обидой выговорил Берасов.
— А я тебя и не разыгрываю, я серьезно! Спроси у Джека: где он был сегодня ночью. Он тебе сам расскажет, как пел, плясал…
Но Берасов не дал договорить и опередил Пищурина:
— Послушай, Жорка, тебе надо срочно показаться врачу. И скорее дай телеграмму своим, чтобы они возвращались домой. Так и так: заболел, срочно приезжайте. Если хочешь, дам я со своего телефона? А то знаешь! Это не шутка, живешь один в лесу. Может и крокодил в шляпе привидеться…
— Иди ты к черту! — огрызнулся Пищурин и со словом «дурак» повесил трубку.
От платформы до дачи он шел раздумывая над странным ночным происшествием. Потом, успокоившись, решил: «Наверное, собака мне приснилась. Бывают же сны, которые ярче и эмоциональнее, чем реальные события жизни».
С такими мыслями он и вернулся в дом.
Каково же было его удивление, когда на кухонном столе, под кофейником, он нашел записку. На ней четким, красивым почерком было написано:
«Георгий Васильевич, очень благодарен вам за интересную игру, за возможность познания человеческого состояния скуки от одиночества.
С уважением пес Джек».
Пищурин в недоумении покрутил в руках записку, потом перечитал ее внимательно еще раз и задумался.
«Какое-то наваждение! Неужели это могла написать собака, пусть даже и самая умная? Что-то никак не укладывается в голове такое…»
Он прошел в комнату, взял лист бумаги, на котором Джек красивым почерком набросал текст любовного объяснения для его производственной повести, сличил почерк на записке и листке, сел на диван и стал размышлять над невероятным фактом методом дедукции.
«Итак!
Он видел в цирке танцующих слонов, играющих в хоккей медведей. Читал о поющей лошади и говорящих более трехсот слов попугаях. Знал о том, что сегодня ученые могут общаться с обезьянами на языке глухонемых, об удивительной сообразительности дельфинов, странных биоритмах животных и насекомых. Но о собаке с творческими способностями, которая писала прозу на уровне приличного писателя, извините, о таком чуде природы сообщений не было…
Откуда же мог взяться здесь такой необыкновенный пес?
Стоп… стоп! Кажется, теща говорила про умного пса профессора Мишина, который живет где-то тут рядом на даче. Да, его собака, как рассказывала с восторгом теща, „все-все понимает, только сказать не может“. Возможно, профессор уже научил пса говорить и писать? Пойду искать! Надо же докопаться до истины!»
Расспросив проходящего дачника, Пищурин нашел дачу профессора Мишина, но хозяина на ней не оказалось. На входной калитке висел здоровенный замок.
— Вам Мишиных? Так их нет. Они уехали к родственникам на Урал. Давно! Уж две недели как уехали! Меня попросили поприглядеть за ихним хозяйством, — сказала подошедшая женщина, видимо, соседка Мишиных по даче.
— А… а собака где у них?
— Собаку они с собой забрали. Они всегда с собакой ездют…
— Скажите, а вы не замечали: она умеет писать и разговаривать по-человечески?
— Кто? Разговаривать по-человечески? Писать? — Глаза соседки округлились, морщины лба напряглись в соображении.
— Да, да! Умеет собака профессора писать и по-человечески разговаривать, как вы, как я?! — чеканя слова, с раздражением повторил Пищурин свой вопрос.
Поняв суть вопроса, соседка всплеснула руками, да так и зашлась от смеха:
— Собака писать… а-ха-ха-ха! Разговаривать по-человечески… ой-ха-ха-ха! У-ху-ху-ху… Да кто это вам наплел такое?
— Да тут, один говорил… Наврал, конечно, а я и поверил, — обескураженный реакцией соседки на его вопрос выкручивался Пищурин.
— Да разве может нормальная собака разговаривать по-человечески? Али писать? — возмущалась громоподобно соседка. — И зачем это ей? В цирке это можно! А в нормальной жизни ни к чему такое! Собака — умное животное. Зачем ей разговаривать по-человечески?! Ни к чему!!!
С нарастающим смущением Пищурин выслушал долгие рассуждения соседки о собачьем уме, потом извинился и вернулся к себе на дачу.
Повалившись на диван, он снова стал раздумывать над странным собачьим феноменом, который являлся к нему ночью и утром таинственно исчез, оставив после себя вещественное доказательство в виде записки и сочиненной им художественной фразы.
«Откуда же могло взяться такое животное, с такими творческими способностями?»
Пищурин перебрал все возможные варианты: мутант недавней атомной трагедии, подопытный экземпляр научной лаборатории, сбежавший от своих создателей генетиков, уникум необыкновенного метода дрессировки…
«А если это… Это же!!!» — Пищурин соскочил с дивана.
Внезапная мысль сверкнула молнией в мозгу. Она поразила Пищурина, даже испугала вероятностью догадки. «Ну конечно! Как же он раньше не додумался до этого? Джек — это разведчик иной, внеземной цивилизации. А точнее — представитель инопланетян, изучающих нашу земную жизнь. Посланец сверхразумной цивилизации. Неземное разумное существо, принявшее форму собаки! Это так естественно! Как это он сразу не подумал об этом? Ведь читал же он совсем недавно в „Литературке“ о карликах с большими глазами, которых в 1947 году сбили над американским городом Росуэллом штата Нью-Мексико! Даже альманах „Эврика“ печатал сообщения о том, как неземные существа брали некоторых жителей Земли для исследований на свой корабль, это подтверждено многими очевидцами…
А если они сейчас там, наверху, висят над дачей в своей летающей тарелке? Отдыхают после ночного эксперимента? Или обрабатывают на своих приборах полученные данные о его, Пищурина, творческом потенциале? Конечно, я попал к ним в эксперимент как подопытное существо гомо сапиенс, носитель таланта земной цивилизации, представляющий особую ценность гражданин планеты. Они вполне могут взять, вернее, пригласить меня к себе на несколько дней для научной информации о таком явлении духа, как талант. Талант — штука сложная и непонятная, а следовательно неразгаданная во всей Вселенной. Они послали к нему Джека, когда в нем был священный момент наивысшего творческого состояния при сочинении повести о современнике! А погода? Это тоже входило в программу эксперимента. Не зря же она так внезапно изменилась!»
