Вакнук разрастался, большинство ферм походили друг на друга; постоянно расширяясь, люди вырубали деревья, расчищали новые земли. Говорили, теперь даже в Риго знают, где находится Вакнук, так что и карта им не требовалась.
В общем, я жил на процветающей ферме в процветающем крае. Но в десять лет я не особенно задумывался об этом. Мне всегда казалось, что вокруг слишком много дел для небольшого числа людей, так что в тот вечер я затаился, выжидая, когда можно будет просто спуститься к столу.
Я побродил по двору, наблюдая за тем, как распрягают и чистят коней. Наконец дважды прозвонил колокол, и все направились в кухню. Смешавшись с толпой, я двинулся к столу. Войдя в комнату, я как всегда увидел перед собой надпись: «ОСТЕРЕГАЙСЯ МУТАНТА!» Но я настолько привык к ней, что взгляд мой на ней даже не задержался, меня волновал только запах пищи.
С тех пор я пару раз в неделю навещал Софи. По утрам местные старушки учили нас читать, писать и считать, а после обеда я потихоньку сбегал из дома, зная, что меня не хватятся, — каждый будет думать, что я занят делом с кем-то другим.
Скоро нога у Софи прошла, и она показала мне все заветные уголки вокруг их дома.
Однажды я сводил ее посмотреть, как работает паровая машина, единственная в округе, и мы ею очень гордились. Работника рядом не было, так что мы все изучили, а потом влезли на поленницу у сарая и сидели там, болтая ногами.
— Дядя Аксель говорит, что у Прежних Людей были машины и получше, сообщил я.
— А мой папа говорит, что если хотя бы четверть того, что говорят о Прежних, правда, то они были просто волшебниками.
— Но ведь они умели делать чудеса! — настаивал я.
— Такие чудеса, что невероятно!
— А что, твой отец не верит, что они умели летать?
— Нет, — ответила Софи — Глупо Если бы они умели летать, то и мы тоже могли бы.
— Но ведь мы многое заново узнаем про них, — возразил я. — Уж летать-то мы не научимся. Или летаешь, или нет.
Я подумал, не рассказать ли ей свой сон про город и летающие штуки, но сон ведь ничего не доказывает. Вскоре мы пошли к дому.
Джон Вендер вернулся из своих поездок. Он растягивал на деревянных рамах шкуры, колотя по ним молотом, все вокруг пропахло сырой кожей Софи кинулась к нему, а он подхватил ее одной рукой и прижал к себе.
— Здравствуй, детка, — сказал он.
Со мной он поздоровался очень серьёзно Мы без слов пришли к соглашению, что будем обращаться друг с другом по-мужски. Когда мы встретились впервые, он так на меня глянул, что я испугался. Постепенно его отношение ко мне изменилось, мы подружились. Джон Вендер часто рассказывал нам о том, что видел, и научил меня разным полезным вещам. Однако иногда я ловил на его лице все то же странное выражение.
Неудивительно. Лишь через несколько лет я понял, как он взволновался, придя однажды домой и узнав, что Софи подвернула ногу — и что ступню ее видел Дэвид, сын Джозефа Строрма! До сих пор я считаю, что он тут же убил бы меня, да миссис Вендер удержала его и тем спасла мне жизнь; Конечно, мертвый мальчик наверняка не нарушит своих обещаний. Но если бы Джон Вендер знал, что произошло у нас дома вскоре после того, как я познакомился с Софи, он бы так не волновался.
Я загнал в руку здоровенную занозу, выдернул ее, но кровь пошла так сильно, что пришлось бежать в дом. В кухне все были заняты, потому я отыскал тряпочку и стал неуклюже возиться с ней. Наконец на меня обратила внимание мать, произнесла «ц-ц» в знак неодобрения, по своему обыкновению, затем заставила меня промыть ранку. А потом перевязала мне руку, ворча, что вот ведь непременно надо было пораниться, когда она так занята. Я попросил прощения и добавил:
— Да я бы справился, будь у меня третья рука. В комнате внезапно наступила мертвая тишина. Мать окаменела. Я с недоумением огляделся.
Мэри замерла с пирогом в руках, двое работников ждут ужина. Отец у своего стула, остальные готовы сесть. И все уставились на меня. Я заметил, что изумление на лице отца переходит в гнев. Встревожившись, но еще ничего не понимая, я смотрел, как сжимаются его губы, как резко выдвигается вперед подбородок, как сверкают глаза под сведенными бровями.
— Повтори, что ты сказал!
Да, тон-то был мне хорошо знаком. Я попытался сообразить, что же я на сей раз нарушил, но ничего не придумал и заикаясь произнес:
— Я… я с-сказал, что и сам бы завязал…
— И ты пожелал иметь третью руку? — обвиняющим голосом произнес он.
— Нет же, отец, нет, я только сказал «если бы»…
— И по-твоему, это не желание?
— Но я же сказал «если»…
Я так перепугался, что не мог объяснить: я же ничего такого не имел в виду! Тут я заметил, что все с тревогой смотрят на отца. Выражение лица у него стало совсем мрачным.
— Ты, ты — мой собственный сын! — ты просил дьявола дать тебе еще одну руку! — обвиняюще заявил он.
— Но я не… я…
— Не лги, мальчишка! Все присутствующие слышали тебя! — Но…
— Не ты ли только что выразил недовольство обликом, данным тебе Господом по образу и подобию его?!
— Я только сказал «если»…
— Ты богохульствовал, сын мой! Ты выступал против Нормы! Все тебя слышали. Что ты теперь ответишь? Что есть Норма?
Я сдался — я знал, что отец уже не слышит меня.
— Норма есть образ божий, — повторил я, как попугай.
— А, так ты знаешь — и все же богохульствуешь! Ты, мой: сын, совершаешь преступление в присутствии родителей! Что есть мутант?
— Тот, кто проклят Богом и людьми, — пробормотал я.
— И ты пожелал им стать! Что ты можешь сказать? Сердце у меня упало, я был уверен, что говорить что-либо бесполезно. Я сжал губы и опустил глаза.
— На колени! — скомандовал отец. — На колени — и молись!
Все опустились на колени. Отец возвысил голос:
— Боже, мы согрешили. Прости нас, что мы не сумели обучить этого ребенка… — Молитва еще долго гремела и угрожала, а потом отец сказал: Теперь иди к себе и молись. Молись, несчастный, чтобы Господь даровал тебе прощение, которого ты не достоин. Я зайду к тебе.
Ночью, после визита отца, когда слегка утихла боль, я не мог уснуть, пытаясь решить вопрос: я же не пожелал себе третью руку?.. Если уж нельзя даже случайно подумать о третьей руке, то что будет, если у кого-то обнаружат нечто лишнее. Например лишний палец?.. Когда я наконец заснул, мне приснился сон. Мы все собрались в саду, точь-в-точь как на последнем Очищении. Тогда это был маленький безволосый теленок, он стоял и глупо моргал, отворачиваясь от сверкания отцовского ножа. Теперь рядом с отцом стояла маленькая девочка Софи, она была босиком и пыталась спрятать свои пальцы, но все равно мы их видели. Мы стояли и ждали, а она подбегала то к одному, то к другому, просила помочь, спасти ее, но все отворачивались с ничего не выражающими лицами. И вот мой отец пошел на нее, выставив сверкающий нож. Вот он схватил ее, вытащил на середину двора; взошло солнце, все запели гимн. А отец держал Софи так же, как он держал вырывавшегося теленка. И вот он взмахнул ножом, и солнце сверкнуло на лезвии…