- Не бойся меня, - как можно мягче сказал я, стараясь, чтобы голос не был хриплым. - Я не такой страшный, как ты предполагаешь. Кто научил тебя говорить те слова, за которые тебя привели на суд?
- "Никто" - она отрицательно мотнула головой.
- Стало быть, ты сама додумалась до этого? И что привело тебя к такому выводу?
Она показала знаками, что рассказы людей, слухи, разговоры.
- Вот как? - сказал я, возвышаясь над ней. - Значит, в народе ходят нехорошие разговоры обо мне?
- "Нет-нет! Плохих разговоров никто не ведет. Но этого и не надо, чтобы понять, что ты нехороший человек".
- Пусть так, - согласился я, медленно садясь в кресло напротив, и не сводя с нее глаз. - Да, я жесток. Но правитель и должен быть жестоким. Иначе ему не удержать власть, может начаться анархия, переворот за переворотом, а это для народа хуже моей жестокости. Скажи, народ живет плохо?
- "Народ живет бедно".
- Народ живет плохо? - повторил я.
- "Да".
- Ты из бедной семьи? Не отвечай, я вижу по твоей одежде.
- "Одежду у меня отобрали в тюрьме. Это арестантская одежда. У меня вообще нет семьи".
- Ты сирота. Жаль, что ты не испытала материнской ласки и отцовской руки. Родители научили бы тебя, что говорить плохие слова о кесаре - это значит кликать свою смерть.
- "Ты убьешь меня?"
- Будь моей женой, и я не убью тебя.
Эти слова слетели у меня с уст непроизвольно, я не хотел их произносить, у меня даже дух захватило от неожиданности. Я отвернулся и загородился от нее ладонями.
- Не отвечай. Считай, что я не говорил этих слов. Ступай. Стража!
Девушку увели, и я заметил ее умоляющий взгляд.
- Ну, что ты скажешь? - спросил я, оглядываясь в поисках призрака.
- Я потрясено.
- Да, я знаю. Я сам потрясен. Я не хотел этого говорить, меня черт дернул...
- Конечно, конечно. Когда люди хотят оправдать собственную глупость, они поминают черта и сваливают всю вину на него.
- Хорошо, я сказал глупость, - молвил я с трудом.
- Ты меняешься прямо на глазах, - засмеялось привидение. - Не прошло и полдня, как ты уже признаешься в собственной глупости. Мог ли ты подумать еще утром, что вечером сделаешь такое признание?
- Просто я умный человек, а умный человек должен признавать свои ошибки. Но не думаешь же ты, что я скажу подобное при Никаноре, например?
- Конечно не думаю! Я тоже умный...призрак.
- Что там за дверью? Какой-то шум?
- Это Никанор. Он хочет войти, но не знает, как нарушить твой покой, поэтому производит легкий шум - он поскуливает от желания сообщить тебе что-то важное.
- Никанор? Какого черта ему нужно?
- Впусти его и узнаешь.
Лицо Никанора было натурально белым, отчего его борода казалась черной.
- Ваше величие, - прошептал он бескровными губами, пряча глаза. - Она хочет видеть вас.
- Кто? - спросил я севшим голосом.
- Анна, ваше величие.
Никанор ожидал взрыва гнева, истерики, или холодного приказа "Отправляйся в ад!", но совсем не того, что сделал я.
- Хорошо, - сказал я. - Я приду к ней. Ступай, предупреди ее.
Действительно, я очень изменился за этот день. Вот и мои подданные меня уже не узнают.
- Как ты думаешь, - задумчиво сказал я призраку, когда Никанор ушел, стараясь не показывать на своем лице, как он безмерно удивлен. - Зачем она хочет видеть меня?
- Ты так неожиданно прогнал ее, - с готовностью отозвался призрак, - что не дал ей выразить свое безусловное согласие стать твоей женой.
- Иронизируешь, - с плохо сдерживаемым бешенством проговорил я. - А зря. Я ведь сказал уже, что сожалею о тех словах.
- Вовсе нет. Я просто вдруг подумало о том, каких трудов стоило Анне уговорить Никанора войти к тебе, чтобы передать ее просьбу. Значит, она хочет сказать тебе что-то очень важное.
- Я как-то не подумал об этом. Впрочем, я ведь приказал Никанору обращаться с ней так же, как со мной. Ничего удивительного.
С этими словами я вышел из спальни и медленно пошел по широкому коридору мимо портретов предков на стенах, в париках с буклями, с горящими глазами истинных самодержцев, надменных и суровых, взирающих на меня с потрескавшихся холстов. Вот тот самый прадед, который влюбился в девушку-призрака. У него пронзительный взгляд и презрительно поджатые губы. Не похож ли я на него? Я остановился возле портрета, пристально посмотрел на прадеда и сказал:
- Мы с тобой два сапога - пара. Ты влюбился в призрака, а я - в преступницу. Боюсь, мне придется ее казнить. Что скажешь? Молчишь. Ты не можешь ответить потому, что ты давно мертв и твой прах рассыпался в гробу. Могу ли я не казнить ее? - Я помолчал, потом неожиданно для самого себя заорал в лицо предку: - Могу! Я могу все!
Стоящий неподалеку янычар вздрогнул от неожиданности.
- Что, басурман, - тихо сказал я. - Страшно? Не бойся. Я сегодня не такой как всегда. Я сегодня похож на ангела во плоти. И у меня такое чувство, что кто-то хочет этим воспользоваться в каких-то неизвестных мне корыстных целях.
Черное лицо турка посерело, потому что он ничего не понял из моей тирады. Я взял у него с пояса кривой ятаган и пошел дальше. Стражники распахнули передо мной тяжелые створки дверей в гостиную. Анна поднялась мне навстречу. Вид у нее был такой, будто ей очень неуютно в роскошной комнате.
- Зачем ты звала меня? - сурово спросил я, помахивая саблей.
- " Ты правда хочешь, чтобы я стала твоей женой?"
- Нет, - сказал я. - Я пошутил.
Зачем, зачем я говорю так?
- "Отпусти меня".
- Отпусти? Что значит "отпусти"? Совсем? Но ты совершила преступление и должна быть наказана. Если я отпущу тебя, то кто станет бояться говорить то, что говорила ты? Каждый оборванец может прилюдно обозвать меня любым неприличным словом, сознавая, что за это ему ничего не будет. Что станет с государством после этого?
- "Ты не понял меня. Отпусти меня отсюда, в тюрьму".
- Вот как, - после минутного замешательства сдавленно произнес я. - Как это можно - отпустить в тюрьму? Разве тебе плохо здесь? Тебе хочется туда, где над тобой будут глумиться все, кому не лень?
- "Да".
- Вот как, - повторил я, чувствуя, как во мне закипает, грозя захлестнуть, волна кровавого гнева. Я судорожно сжал рукоятку ятагана вспотевшей рукой. - В тюрьму? На поруганье тюремщикам?
- "Да".
То, что произошло дальше, было как вспышка, как взрыв, мгновенное ослепление. Я взмахнул ятаганом, и ее голова отлетела в сторону. Тело упало на кровать, обливая ее кровью.
Я уронил саблю и стоял, тупо глядя на содеянное. Меня вдруг начала бить крупная дрожь. Я повернулся и направился к выходу на трясущихся ногах. Придя в спальню, я медленно сел в кресло, глядя перед собой и ничего не видя. Дрожь прошла, ее место заступила холодная пустота.
- Почему ты не остановил меня? - спросил я мертвым голосом.
