— Для того чтобы получить настоящее золото, необходима кровь человека.
— Кровь? — нахмурился султан.
— Да. Золото, из которого изготовлено посланное вам кольцо, я обработал сухой кровью.
— Где ты взял кровь?
— Это была моя кровь.
— Что же, всякий раз, когда ты делаешь золото, ты используешь собственную кровь?
— Я не так уж часто делаю золото. Учитель писал, что всякий, обращающий знания для наживы, будет наказан в будущей жизни…
В следующий миг послышался голос супи [17], сзывавшего на вечернюю молитву. Улугбек провел по лицу ладонями и поднялся с места. Молодой человек последовал примеру султана.
Улугбек сделал было несколько шагов в сторону сада, но вдруг остановился и, повернувшись к Шамсибеку, строго сказал:
— С этого дня запрещаю тебе использовать кровь для получения золота. В царствовании Улугбека ни единая капля человеческой крови не должна проливаться ради прихотей сильных. Жизнь того, кто ослушается этого запрета, будет недолгой…
— Слушаюсь, повелитель…
— Завтра можешь отдыхать. А с субботы приступишь к своим обязанностям: рассортируешь, как старший над ювелирами, золото и серебро в казне. Да подбери в городе место, где лучше всего построить больницу…
— О украшение ислама! — склонился Шамсибек. — Ваша милость не знает границ… Прикажите еще зарезать несколько баранов.
— Зачем?
— Мясо надо будет развесить во всех концах города на открытых местах. Больницу лучше строить там, где оно сохранится свежим дольше всего…
— Твой ум достоин похвалы! Проси у меня все что хочешь!
— Мой повелитель, я попрошу только об одном: отпустите меня домой после того, как я справлюсь с вашими поручениями…
— Тебе не нравится в моем дворце? — Лицо Улугбека посуровело.
— Не пристало деревенскому воробью клевать с золотого блюда.
— Но на сельском поле он может стать добычей коршуна. Я не хочу отпускать тебя от себя. Если ты тоскуешь по родным, то можешь съездить домой и перевезти семью в Самарканд.
Через несколько дней, прочитав в мечети оиби-Ханум утреннюю молитву, Шамсибек и сопровождавший его Камариддин отправились в путь.
Вскочив на коня, молодой человек вдруг заметил дервиша, сидевшего на корточках возле запыленной ивы.
— Абдулвахаб! — воскликнул Шамсибек. — Где ты пропадал? Я искал тебя все эти дни. Мы отправляемся домой — поедем с нами!
— Не успел приехать в Самарканд и уже скачешь назад? — вместо ответа спросил дервиш.
— Я еду за семьей и скоро снова вернусь.
— Думаешь, твои старики захотят сниматься с насиженного места?
— Привезу хотя бы жену и сына.
— Я не знал, что ты женат.
— Да, уже третий год. На дочери ювелира Щербека.
Лицо дервиша вдруг потемнело. Он отвернулся и проворчал:
— Поезжайте. Скатертью дорога…
— Абдулвахаб! — удивленно позвал Шамсибек. — Может быть, передать что-нибудь отцу?
— Скажи, что не видел меня, — не оборачиваясь, бросил дервиш.
Только выехав за городские ворота, Шамсибек догадался о причине внезапного гнева Абдулвахаба. Еще перед тем как отправить сына в медресе, Байбува сватал за него Махфузу, дочь Щербека. Но ювелир отказал — он предпочел в зятья своего ученика Шамсибека.
Путники присоединились к большому каравану. Около полусотни верблюдов шли размеренно, словно понимая, что впереди долгий и нелегкий путь. Колокольчики на верблюжьих ошейниках непрерывно позванивали, погонщики протяжно, покрикивали — больше для того, чтобы побороть сон…
— Зачем ты хотел взять с собой этого грязного нищего? — спросил Камариддин.
— Пропадет парень в Самарканде.
— У тебя слишком добрая душа… Наш султан, да продлится его счастливое царствование тысячу лет, по своему добродушию дал слишком большую волю накшбандиям [18]. А они вместо того, чтобы возносить к аллаху благодарственные молитвы за покровителя правоверных, распространяют о нем самые нелепые слухи…
Помолчав, Камариддин добавил:
— Слышал, как султан посадил в лужу мухтасиба?
— Нет.
— Э-э, да об этом говорит весь Самарканд! Месяц назад, в пятницу, его величество пожаловал на молитву в Биби-Ханум. После молитвы мухтасиб при всем народе намекнул, что наш султан отступает от благочестия. Тогда Улугбек поднялся со своего места и направился к мухтасибу. Собравшиеся ожидали, что он прикажет наказать муллу. Но вместо этого султан обратился к мухтасибу: «Это правда, что Ходжа Ахрор сравнивал вас с пророком Мусой?» Сайд Ашик подтвердил это. Тогда султан спросил: «Вы принимаете его уподобление?» — «О нет, — отвечал мухтасиб. — Я недостоин даже лобызать след пророка». — «Теперь скажите мне, — продолжал Улугбек. — Кто более велик — я или древние фараоны?» — «Вы, умиротворивший вселенную!» склонился Сайд Ашик. Султан улыбнулся и сказал: «Всевышний дал наказ Мусе-пророку, чтобы он не величался перед фараоном, а, наоборот, был почтителен с ним. Так почему же тот, кто намного ниже пророка, смеет судить того, кто превосходит фараона?» Мухтасиб готов был сквозь землю провалиться.
Камариддин оказался умным и занятным собеседником. В разговорах с ним Шамсибек не замечал, как проходят дни. Сипах был одним из сильнейших людей Самарканда — мало кому удавалось положить его на лопатки. Глядя на могучую фигуру спутника, Шамсибек думал: «Если бы он не родился богатырем, то родился бы ученым».
Вечером четвертого дня, когда караван вступил уже на благодатные земли Ферганской долины, путники заметили множество огней в стороне от дороги.
— Кажется, свадьба, — кивнул в сторону огней Камариддин.
— Непохоже, — возразил Шамсибек. — Не вижу большого костра. Мне сдается, в кишлаке что-то стряслось.
— В таком случае давай посмотрим.
Пришпорив коней, они поскакали в направлении селения. По мере приближения к кишлаку все слышней становился разноголосый гомон толпы, собравшейся вокруг костров. Подъехав ближе, путники различили а центре сборища глиняную стенку, а возле нее огромного роста парня в рваном халате и с синяками на лице. Руки и ноги его были связаны. Рядом сидела хрупкая девушка, прикрывавшая лицо косынкой. Чуть поодаль стоял, перебирая четки, чернобородый человек в большой чалме.
Привязав лошадей к дереву, Камариддин и Шамсибек протиснулись сквозь толпу к бородачу. Сипах поздоровался и спросил:
— Уважаемый, что случилось?
Оглядев богато одетых гостей, чернобородый осторожно сказал:
— Кто вы? Я должен знать, с кем говорю.
— По велению султана мы направляемся в Андижан, — ответствовал Камариддин и достал из-за пазухи грамоту, подписанную Улугбеком. Поцеловав ее, он провел ею по глазам и передал грамоту бородачу.
