— Гарри, да прошу тебя…
— Послушай, а я могу поговорить с твоим Писарро?
— Зачем?
— Хочу понять, что он такое. Ужать из первых рук, чего мы достигли. Или, если угодно, просто хочу проверить качество модели. Выбирай любое объяснение. Я буду чувствовать себя более причастным к эксперименту, лучше разбираться в происходящем, если смогу пообщаться с твоим Писарро. Ничего не случится, если я попробую?
— Конечно, не случится. Попробуй.
— А говорить с ним на испанском?
— Да на каком хочешь. Это же компьютерная модель. Он все равно будет думать, что слышит родной язык, испанский шестнадцатого века. И будет отвечать тебе, думая, что говорит по-испански, но ты будешь слышать английский.
— Уверен?
— Конечно.
— Так ты не против, если я пообщаюсь?
— Да общайся на здоровье.
— Не собью какие-нибудь там настройки?
— Да не будет никакого вреда, Гарри!
— Прекрасно. Тогда дай мне с ним поговорить.
Воздух перед ним задрожал и завихрился, как маленький смерч. Писарро остановился и начал ждать, что будет дальше. Может, сейчас появится бес и начнет мучить его. Или ангел. Что бы там ни затевалось, он был готов ко всему.
И вдруг из смерча раздался голос. Слова на кастильском наречии звучали так же комически утрированно, как недавно и у самого Писарро.
— Вы меня слышите?
— Да, слышу. Но не вижу. Ты где?
— Прямо перед вами. Секундочку. Сейчас покажусь.
Из смерча возникло странное лицо, повисшее прямо в пустоте. Лицо без тела, худое, чисто выбритое, без бороды и усов, с короткими волосами и темными, близко посаженными глазами. Никогда в жизни Писарро не видел подобных лиц.
— Ты кто? Бес или ангел?
— Ни то ни другое. — В голосе и впрямь не было ничего бесовского. — Человек, как и вы.
— По-моему, не совсем как я. У тебя есть только лицо или еще и тело?
— А вы видите только лицо?
— Да.
— Секундочку.
— Я могу ждать сколько угодно. У меня времени хоть отбавляй.
Лицо исчезло. И снова появилось, но уже вместе с телом крупного широкоплечего мужчины. Мужчина был облачен в свободную серую одежду наподобие монашеской сутаны, но более нарядную, переливающуюся яркими искорками. Потом тело пропало, и перед глазами Писарро вновь осталось только лицо. Он ничего не понимал в происходящем и только теперь начал представлять, что чувствовали индейцы, когда на горизонте впервые показались испанцы на конях, с ружьями и в латах.
— Ты очень странный. Может, ты англичанин?
— Американец.
— А! — сказал Писарро с такой интонацией, словно это меняло дело. — Американец. И что это значит?
Лицо дернулось и на миг расплылось. Белый туман вокруг него снова непонятно почему пришел в движение. Затем лицо вновь стало четким.
— Америка — это страна к северу от Перу. Очень большая страна, там живет много людей.
— Ты имеешь в виду Новую Испанию, бывшую Мексику, где генерал-капитаном Кортес?
— На север от Мексики. Далеко на север.
Писарро пожал плечами:
— Мне ничего не известно об этих краях. Или почти ничего. Там есть остров Флорида. Поговаривают о городах из золота, но, думаю, это всего лишь легенды. Я нашел золото в Перу. Я нашел столько золота, что можно подавиться. Скажи мне, я сейчас на небесах?
— Нет.
— Тогда в преисподней?
— И не в преисподней. Вы… это очень трудно объяснить…
— Я в Америке.
— Да. В Америке. Именно.
— И я мертв?
На миг повисла тишина.
— Нет, не мертвы. — Это прозвучало как-то неуверенно.
— Думаю, ты лжешь.
— Как бы мы разговаривали, если бы вы умерли?
Писарро хрипло рассмеялся:
— Ты меня спрашиваешь? Я вообще не понимаю, где я и что я! Где мои священники? Где мой слуга? Пришлите ко мне брата! — Он пристально всмотрелся в туман. — Ну? Почему же ты не приведешь их ко мне?
— Их здесь нет. Вы здесь один, дон Франсиско.
— В Америке. Абсолютно один в твоей Америке. Так покажи мне твою Америку! Она существует? Или Америка — это только облака и круговерть света? Где Америка? Дай мне увидеть Америку. Докажи, что я в Америке!
И вновь наступила тишина, и длилась она дольше. А потом лило исчезло, белый туман вскипел и начал быстро вращаться. Писсаро вглядывался в него с любопытством и досадой. Лицо не появлялось. Он вообще больше ничего не видел.
Он стал чьей-то забавой. Его держали в плену в каком-то странном месте и обращались как с ребенком, как с собакой, как… как с индейцем! Может, это была расплата за то, что он сделал с правителем Атауальпой, с этим благородным наивным глупцом, который так просто дал себя схватить и которого он предал смерти, чтобы завладеть золотом инков.
«Что ж, — подумал Писсаро, — да будет так. Атауальпа принял свою судьбу без жалоб и страха, и я поступлю так же. Христос защитит меня, а если здесь нет Христа, то меня никто не защитит — и да будет так. Да будет так».
Внезапно из туманного вихря раздался голос:
— Взгляните, дон Франсиско. Это Америка.
На туманной стене появилось изображение. Никогда раньше Писарро не видел такого. Оно распахнулось перед ним, как врата, и увлекло внутрь, и перед ним возникли меняющиеся картины, нарисованные яркими блестящими красками. Он как будто мчался высоко над землей и видел внизу беспредельную череду чудес. Он видел огромные города без защитных стен, дороги, разворачивающиеся подобно нескончаемым клубкам белых лент, большие озера, полноводные реки, высокие горы — все пролетало под ним так быстро, что он едва мог разглядеть хоть что-то. Все смешалось у него в голове: здания выше шпилей самых высоких соборов, потоки людей, блестящие металлические повозки без лошадей. Изумительные картины, множество новых впечатлений… Вид этих чудес пробудил в нем хорошо знакомое чувство: ему хотелось завладеть этой странной огромной землей, вцепиться в нее, притянуть к себе и забрать все ценное. Мысль об этом не давала ему покоя. Взгляд его затуманился, а сердце забилось так сильно, что казалось, будто он почувствует стук, приложив руку к панцирю. Он отвернулся и пробормотал:
— Хватит. Хватит…
Ошеломляющие картины исчезли. Постепенно сердце успокоилось.
И тогда он расхохотался.
— Перу! — кричал он. — Перу ничто по сравнению с твоей Америкой! Перу просто дыра! Перу — грязь! Каким я был темным! Я отправился в Перу, когда была Америка, в тысячу раз богаче! Интересно, что бы я нашел в Америке? — Он причмокнул, подмигнул и издал довольный смешок. — Но не бойся. Не буду я завоевывать твою Америку. Я уже слишком стар. А может быть, Америка была бы мне не по зубам и раньше. Может быть.
