— Миссионеры говорят совсем не так.
— Она миссионер рационалистов. Не христиан, не мормонов, а рационалистов.
— У них не бывает миссионеров.
— Ты обрати внимание на язык. «Странный аттрактор!» Типичный рационал истеки и жаргон.
Мария пожимает плечами:
— Бассейны, аттракторы — это тоже слова рационалистов, но мы же все так говорим. Не все ли равно, кто придумал эти слова?
— Я построю свой храм на песке, — продолжает женщина. — Я никого не зову вы все равно сами придете ко мне.
Я беру Марию за руку и говорю:
— Пошли!
Но она резко вырывается:
— Почему она тебе так не нравится? Вполне возможно, она права.
— Ты что, с ума сошла?
— У всех есть свой аттрактор, почему у нас его не может быть? Именно такого, странного… Посмотри, он самый красивый на этой карте.
Я в ужасе мотаю головой:
— Да что ты такое говоришь?! Мы свободны! Мы столько мучились, чтобы остаться свободными!
Она пожимает плечами:
— Может, и свободны. А может быть, попали в плен к тому, что ты называешь свободой. Может быть, нам больше не надо бороться. Разве это плохо? Какая разница — ведь мы все равно делаем то, что нам хочется?
Женщина начинает без всякой суеты упаковывать свой мольберт, а слушатели понемногу расходиться. Краткая проповедь, видимо, не произвела ни на кого большого впечатления. Каждый спокойно удаляется по выбранной им орбите.
Я говорю:
— Это в бассейнах люди делают то, что им хочется. А я не хочу быть похожим на них.
— Поверь мне, ты на них совсем не похож, — смеется Мария.
— Да, не похож! Они богатые, жирные, самодовольные, а я голоден, измучен и терзаюсь сомнениями. Но ради чего? Почему я так живу? Этот робот хочет отнять единственное, что придает смысл моей жизни.
— Ты знаешь, я тоже устала и хочу есть. Но если у меня будет свой аттрактор, все это приобретет какой-то смысл.
— Вот как? — Я иронически смеюсь. — Ты будешь ему поклоняться? Молиться?
— Нет. Но я не буду жить в постоянном страхе. Если мы действительно захвачены аттрактором, можно не бояться, что один неверный шаг все погубит, что из-за малейшей ошибки можно съехать в какой-нибудь бассейн. Разве тебя это не радует?
— Чепуха! Причем опасная чепуха. — Я качаю головой. — Избегать бассейнов искусство. Это дар! И ты прекрасно это знаешь. Мы осторожно пробираемся по каналам, уравновешивая противодействующие силы…
— А я больше не могу все время ходить, как по проволоке! Меня от этого тошнит!
— То, что тебя тошнит, еще ничего не значит. Она хочет, чтобы мы стали самодовольными. Чем больше людей будет думать, что двигаться по орбитам легко, тем больше их попадет в бассейны: Мой взгляд случайно останавливается на женщине-пророке, которая взваливает на себя свои пожитки и направляется прочь.
— Посмотри на нее, — говорю я. — Отличная имитация, но все равно это робот, подделка. Они наконец поняли, что никакие брошюры и машины-проповедники не помогут, вот и послали такую машину, которая внушает нам, что мы не свободны.
— Докажи, — говорит Мария.
— Что?
— У тебя есть нож. Если она робот, догони ее и разрежь оболочку. Тогда все увидят, что ты прав.
Женщина — та, которая робот, идет через парк на северо-запад, удаляясь от нас.
— Ты же знаешь, я не могу этого сделать, — говорю я.
— Но если она робот, она же ничего не почувствует.
— Она слишком похожа на человека. Нет, я не смогу воткнуть нож в такую точную имитацию человеческого тела.
— Просто ты и сам не веришь, что она робот. Ты сам понимаешь, что она права.
Отчасти я рад тому, что мы ссоримся — это значит, что мы все-таки очень разные. Но она говорит слишком страшные вещи, чтобы оставить их без ответа.
Мгновение поколебавшись, я ставлю на землю свой рюкзак и мчусь вдогонку за пророчицей.
Заслышав меня, она оборачивается и останавливается. Рядом никого нет. За несколько метров от нее я резко торможу, чтобы перевести дыхание. Она рассматривает меня со спокойным любопытством. Я гляжу на нее, чувствуя себя с каждой секундой все глупее. Нет, я не могу броситься на нее с ножом — вдруг она все-таки не робот, а просто бродяга, у которой бывают странные идеи.
Она говорит:
— Вы хотите что-то спросить?
Неожиданно для самого себя я выпаливаю:
— Откуда вы знаете, что никто никогда не уходил из города? Почему вы так уверены?
Она качает головой:
— Я этого не говорила. Мне кажется, что аттрактор представляет собой замкнутый контур. Никто из тех, кого он притянул, не мог уйти. Но другие могли.
— Какие другие?
— Те, кто не находился в бассейне притяжения аттрактора.
Я злобно и растерянно смотрю на нее:
— При чем тут бассейн? Я говорю не о людях из бассейнов, я говорю о нас.
Она смеется:
— Прошу прощения. Я имела в виду не бассейны неподвижных аттракторов. У нашего странного аттрактора тоже есть бассейн — все точки, из которых вы попадаете на него. Форма этого бассейна, как и самого аттрактора, может быть невероятно сложной. В промежутках между шестиугольниками есть точки, из которых вы сваливаетесь на неподвижные аттракторы, поэтому некоторые бродяги и оказались там. Другие точки принадлежат бассейну странного аттрактора. Но могут быть и такие, которые…
— Которые — что?
— Которые позволяют уйти в бесконечность. Вырваться из города.
— Где эти точки?
— Кто знает? — Она пожимает плечами. — может оказаться, что из одной точки вы попадете на странный аттрактор, а из соседней — на траекторию, которая в конце концов выведет вас из города. Единственный способ это выяснить проверить все точки по очереди.
— Но ведь вы сказали, что мы все уже захвачены аттрактором.
Она кивает:
— Да, после такого длительного движения по орбитам все, что было в бассейнах, уже дол вынесено на аттрактор. Аттракторы стабильны. Из бассейна вы можете попасть на аттрактор, но из аттрактора деваться уже некуда. Так что те, чья судьба — жить в неподвижном аттракторе, сейчас уже там. Те, чья судьба покинуть город, уже покинули его. А те, кто все еще двигается по орбите, так и будут по ней двигаться. Надо понять это, принять это, научиться с этим жить. А если потребуется — выдумать нашу собственную веру, нашу религию…
Я хватаю ее за руку, вытаскиваю нож и быстро провожу острием по ее предплечью. Она взвизгивает и вырывается, потом зажимает рану другой рукой. Через секунду она отнимает руку, чтобы осмотреть порез, и я вижу тонкую красную линию на предплечье и расплывшийся ее отпечаток — на ладони.
— Ненормальный! — кричит она, отходя от меня подальше.
