Я испытывал острое сожаление по этому поводу. И тем не менее общество Селены меня утешало. Дни и ночи приносили нам лишь радость и удовольствие, а когда уже совсем одолевала усталость, мы на пару часов проваливались в глубокий сон, приходили в себя, и все начиналось сначала. Я достиг пределов экстаза и верил, что она тоже.
Лишенный своего уникального преимущества, я на протяжении этой недели все же играл на рынке. Отчасти потому, что необходимость делать это превратилась в навязчивую идею. А отчасти по настоянию Селены.
— Тебе не стоит из-за меня забрасывать свою работу, — мурлыкала она. — Не хочу мешать тебе делать деньги.
Деньги. Я обнаружил, что они зачаровывали ее почти также сильно, как меня. Еще одно доказательство нашей общности. Она и сама много знала о рынке и в качестве восторженной зрительницы каждый день наблюдала за тем, как я перетасовываю свой портфель акций.
В понедельник рынок был закрыт: День Колумба. Во вторник, действуя на ощупь, во мраке — тошнотворное ощущение, — я продал «Аризонскую агрохимическую», «Объединенную Луну», «Восточную энергетическую компанию», «Западную офшорную» и сделал капиталовложения в «Меккано лизинг» и «Голографическое сканирование». К моей досаде, «Трибьюн» за среду принесла новости о том, что «Объединенная Луна» получила коммерческую концессию Коперника и в последний час торгов во вторник подскочила на 9¾ пункта. «Меккано лизинг», правда, дала отпор попытке захвата со стороны «Робомейшн» и поднялась на 4½ пункта с тех пор, как я купил ее. Я поспешно связался со своим брокером и продал «Меккано», чье падение продолжилось и утром. Мои убытки составили 125 000 долларов плюс еще 250 000 долларов, которых я лишился, поторопившись продать «Объединенную Луну». После закрытия рынка в среду директора «Меккано лизинг» неожиданно объявили о процессе раздела корпорации пять за два и О специальных дивидендах один к десяти применительно к наиболее обесценившимся ценным бумагам. В результате «Меккано» восстановила все потерянное за вторник-среду и даже прибавила 5 пунктов.
Эти детали я от Селены утаил. Она видела лишь внешнюю, чарующую сторону моих действий: телефонные звонки, быстрые подсчеты, перемещения сотен тысяч долларов. Я скрывал от нее свои неудачи, опасаясь, что это может подпортить мой имидж.
В четверг, чувствуя себя как побитая собака и рассчитывая, что безопаснее оперировать дешевыми бумагами, я купил акции «Юго-Западной энергетической», 10 000 по 38, всего за несколько часов до взрыва принадлежащей ЮЗЭ магнитогидродинамической генераторной станции в Лас-Крусес. Этот взрыв уничтожил половину округа и откусил от моих инвестиций 90 000 долларов, когда акции ЮЗЭ в конце концов поступили в продажу в пятницу, с небольшой задержкой начала торгов. Я продал их Позже пришло сообщение, что страховка станции покрывает все. ЮЗЭ набрала потерянное, а вот «Голографическое сканирование» упала на 11½, что стоило мне 140 000 долларов. Я не знал, что дочерняя компания «Голографического сканирования» была главным страховщиком ЮЗЭ на случай катастрофы.
Короче говоря, за эту неделю я потерял более 500 000 долларов. Мои брокеры были в шоке. Я имел у них репутацию непогрешимого. Большинство из них разбогатело, просто на свой страх и риск копируя мои финансовые операции.
— Дорогой, что случилось? — спрашивали они меня.
На следующей неделе мои убытки достигли 1 250 000 долларов. И по-прежнему никаких новостей от (сейчас +n)! Брокеры намекали, что мне нужен отпуск. К этому времени даже Селена знала, что я проигрываю по-крупному. Любопытно, но мои неудачи, казалось, лишь воспламенили ее страсть. Может, потому, что из-за серьезных потерь я приобрел трагический, «байроновский» вид.
Мы проводили вместе неистовые дни и еще более неистовые ночи. Я жил в пульсирующем тумане сладострастия. Куда бы мы ни шли, везде к нам было приковано всеобщее внимание. От нас исходило сияние, испускаемое только истинными влюбленными. Мы излучали полный спектр удовлетворенности и счастья.
При этом я продолжал терять миллионы.
Чем больше я терял, тем безрассуднее действовал на бирже — и, соответственно, лишь усугублял свое положение.
Если так будет продолжаться и дальше, мне угрожала реальная опасность разориться.
Я должен был оторвать себя от Селены.
Понедельник, 26 октября. Селена приняла снотворное и уснула крепким сном; ближайшие два часа смоют ее усталость, накопившуюся за три разгульных дня и ночи без отдыха. Я же лишь сделал вид, что принимаю снотворное. Как только она уснула, я встал. Оделся. Упаковал вещи. Нацарапал ей записку. «Деловая поездка. Скоро вернусь. Люблю, люблю, люблю, люблю». И успел на дневную ракету до Стамбула.
Минареты, мечети, византийские храмы. Накачавшись снотворным, следующие полтора дня я провел в постели и самым банальным образом дрых. Когда я окончательно проснулся, прошло ровно сорок восемь часов с тех пор, как я расстался с Селеной. Одиночество! Горькое одиночество! Однако почти сразу же я ощутил в сознании присутствие (сейчас +n).
— Запиши, что я скажу, — бесцеремонно бросает он. — Купи пять тысяч ФСП, восемьсот ККГ, сто пятьдесят ОЛ, двести Т, тысячу ТКН, сто БВИ. Продай двести БА, пятьсот УСМ, двести ЛОК. Понял? Прочти, что записал.
Я читаю и тут же бросаюсь к телефону. Меня ничуть не волнует, какие конкретно компании стоят за перечисленными сокращениями. Раз (сейчас +n) говорит, что это надо сделать, я делаю.
Спустя полтора часа из коммутатора раздается:
— К вам мисс Хыоз, сэр.
Она выследила меня! Полная катастрофа!
— Скажите, что меня нет, — отвечаю я, бегу на крышу й улетаю на вертолете.
Потом коммерческим рейсом отправляюсь в Тель-Авив. Снимаю номер в «Хилтоне», оставляю категорические инструкции «Не беспокоить!». Ем в номере, туда же мне каждый день приносят «Гералд трибьюн» и ни по какому другому поводу не беспокоят.
Изучаю ситуацию на рынке. В пятницу мне удается дотянуться до (сейчас –n).
— Запиши, что я скажу, — бесцеремонно бросаю я. — Купи пять тысяч ФСП, восемьсот ККГ, сто пятьдесят ОЛ, двести Т…
Потом я звоню брокерам. Закрываю длинные позиции среды, выкупаю краткосрочные ценные бумаги. Прибыль выше миллиона. Потери компенсированы. Но мне ужасно недостает Селены.
Уик-энд провожу в номере отеля, в мучительном одиночестве.
Понедельник. Возникает (сейчас +n) из среды с новыми инструкциями. Я все выполняю. Во время ленча под крышкой ячменного супа плавает записка от Селены.
«Дорогой, почему ты бегаешь от меня? Я люблю тебя все сильнее. С.»
Прикинувшись коридорным, покидаю отель и еду в Каир. Напряженный, взвинченный, присоединяюсь к группе туристов, осматривающих пирамиды, хотя во многом выпадаю из общего ряда. Экскурсия организована евреями, обслуживание нормальное. Запираюсь в отеле. «Гералд трибьюн» мне доставляют. В среду посылаю инструкции себе из понедельника, (сейчас –n). И жду инструкций из пятницы, от (сейчас +n). Вместо этого передача оборачивается ничем — шум, помехи. Что происходит? Куда теперь бежать? В Бразилию, Макмурдо-саунд[1], Анкоридж, Иркутск, Маоград? Она везде найдет меня. У нее свои источники. Для того, у кого есть воля, не существует тайн. Как она находит меня?
