- Это название ущелья?
- Очевидно. Мне еще не приходилось слышать.
Старик говорил тихо, точно сам с собой:
- Никто не ходит туда... Никогда не ходит.
Он подбросил в огонь несколько сухих, колючих веток. Костер затрещал, задымил, вспыхнуло яркое пламя.
- Да ты скажи, чон-ата, почему? - спросил Павел.
Старик покачал головой.
- Никто не помнит... Давно было. Эчак-эле. Мой ата и чон-ата и мои ата-бабалар знали. Нельзя туда ходить. Батырлар-джол.
- Ну, а почему? - не унимался Павел.
- Была большой щель. Стадо гонял. Большой стадо гонял. Хозяин был батыр. Много батыр, целый народ. И путь был Батырлар-джол.
Старик замолчал, задумчиво помешивая веткой в золе костра.
- Что же с ним случилось? - спросил, наконец, Павел.
- Ата и чон-ата не уважал. И закрылся путь вниз. Щель узкий-узкий стал. И народ остался там. Давно было. Эчак-эле.
Стало совеем холодно. Поднимался ветер. От костра посыпались искры, разметавшиеся в темноте.
- Здесь будем спать? - спросил Борис.
- Зачем здесь? - отозвался старик. - Замерзнешь. Юрта иди.
Павел поднялся.
- Так завтра жди нас, карыя, - сказал он потягиваясь.
- Идешь? - спросил старик.
- Пойду. Зачем сказкам верить? Мы ищем новый каучуконос. И найдем его там, откуда ты его притащил. Ведь ты его брал - не боялся?
- Ой, боялся...
- Ну, все-таки взял. А сказку будешь рассказывать своему мемире.
- Зачем так говоришь, Павел? - сказал укоризненно старик.
Он вскочил со своего места.
- Постой. Увидишь!
Полосатая спина его халата исчезла в черном отверстии входа в юрту. Борис с Павлом переглянулись. Но, прежде чем они успели обменяться словом, старик показался снова в мерцающем свете костра.
- Смотри, - сказал он, развертывая темную тряпку с какого-то длинного предмета.
Тряпка упала. В руках старика оказалось что-то желтовато-серое, вытянутое.
- Смотри, - повторил он с торжеством в голосе.
Павел взял в руки предмет, поднес к свету и обратился к Борису:
- Ну, это, кажется, по твоей части. Кость.
Борис посмотрел на кость с удивлением. Взял осторожно в руки, прикидывая на глаз ее длину. В ней было не менее метра. Она совершенно высохла. Но отнести ее к окаменелостям не было никаких оснований. Она, очевидно, пролежала под дождем и ветром десяток-другой лет, не больше.
- Верблюд? - спросил Павел.
Борис отрицательно покачал головой, продолжая рассматривать кость.
- Это бедренная часть, несомненно, - сказал он наконец, - но только не копытного.
- Что же это, тигр?
Борис в смущении поскреб ногтем по головке кости.
- Ты знаешь, я много работал с грызунами. И если бы не эти чудовищные размеры, я был бы готов спорить на что угодно, что это бедро зайца или кролика. Отдашь нам или продашь? - обратился он к хозяину.
- Ай, нет, нельзя, - сказал тот, торопливо потянув кость из рук Бориса. - Нельзя, нельзя. Хоронить надо... Стадо вниз пойдет, хоронить будем. Батыр кость. Нельзя продавать.
Он завернул кость в тряпку и снова исчез в юрте.
- Любопытная штука, - сказал Борис. - Неужели я настолько забыл сравнительную анатомию, что не смог отличить бедро верблюда от бедра зайца?
- Ну, будем думать, что это верблюд, - махнул рукой Павел. - Пошли спать. На рассвете выедем... Днем будем на станции. А завтра в ночь начнем наш поход.
4.
НУ, как здоровье? - спросил директор, поднимаясь со своего места.
- В порядке, Анатолий Петрович, - ответил Павел, пожимая его тонкие пальцы своей широкой рукой.
- Мы вас заждались, - продолжал директор, мельком взглядывая на Бориса.
Павел заторопился его представить.
- Мой друг, Борис Карцев, зоолог. В связи с его приездом у меня опять к вам просьба, Анатолий Петрович.
В голосе Павла зазвучала нотка смущения.
- План новой экспедиции? - усмехнулся директор.
- Последней, Анатолий Петрович. Есть место, куда мне одному не пробраться. А вдвоем-втроем при некотором навыке в альпинизме можно.
- Даже втроем?
- Да, Анатолий Петрович. Если разрешите, Женя Самай тоже отправится с нами.
Директор слегка нахмурил брови.
- Ну, это уже компетенция Григория Степановича. Если нет срочных анализов, то он, вероятно, позволит ей отправиться с вами. Надолго?
- На три-четыре дня.
- А можно спросить, куда? - В голосе директора прозвучала неодобрительная ирония.
- На Мульма-Тау.
Лицо директора выразило удивление.
- Так вы уж там не раз бывали.
- Хочется еще побывать, - ответил Павел уклончиво. - Я не всюду успел пройти. Есть места, можно сказать, неприступные, где подъем очень трудный. Там я рассчитываю на помощь своего приятеля.
Борис слушал Павла с легким недоумением. Ему казалось странным, что тот ничего не говорит о главном - о находке гигантского корня у подножия тех "неприступных" гор, которые Павел собирался штурмовать вместе с ним. Может быть, Павел хотел сделать сюрприз директору станции? Он уже хотел вставить слово, но внимание его было отвлечено фигурой, появившейся в поле его зрения в раскрытом окне кабинета директора.
ДЕВУШКА с пышными темными волосами, отливающими на солнце бронзой, медленно прошла через широкий двор станции, осторожно неся в руках длинную стойку с пробирками. У нее была легкая походка, словно несущая над землей стройную, тонкую фигуру, и эластичные, мягкие движения загорелых плеч, открытых низким вырезом пестрого платья. Борису очень хотелось заглянуть ей в лицо, но она двигалась так, что он видел ее со спины. И только пройдя весь двор, на противоположном конце его, она заметила лошадей, которых расседлывал проводник, и порывисто повернулась. На солнце блеснули ее белые зубы и белки глаз на смуглом лице. Она спросила проводника о чем-то, просияв на его ответ улыбкой. И по ее взгляду, брошенному в окно, Борис догадался, что приезд Павла для нее большое событие. Он искоса взглянул на Павла, продолжавшего свой разговор с директором, и вздохнул. Девушка ему нравилась.
- Лошадей я взял у Юлаева, - говорил Павел - Он нас проводит до стойбища. А оттуда мы пройдем пешком.
- Ну, желаю успеха, - сухо сказал директор. - Не задерживайтесь там, работы здесь много. Не забудьте посмотреть ваши участки.
...День был ослепительно ясный. Ветер шевелил зелень посадок. Между рядами растений почти до подножия гор трепетали тончайшие серебристые нити воды, непрерывным потоком льющейся из верхнего арыка. Был час полива.
Павел, хмурый и недовольный разговором с директором (видимо, у него такие "беседы" происходили и раньше), сердито рванул дверь в лабораторию. Борис увидел большую комнату с тремя высокими окнами, простые деревянные столы, заваленные кустами кок-сагыза, и человека, наклонившегося над микроскопом.
- Здорово, Григорий!! - сказал Павел.
