- Как мне найти Улафа, сына Эгиля Лысого, что таит вражду ко мне и вынашивает месть? Как мне обмануть предопределенное богами и спасти жизнь своему сыну? Как мне..., - конунг не успел задать третий вопрос - Гуннхольда была мертва, а тень над нею рассеялась. Колдунья слишком переоценила свои силы и ее замерший рот не произнес ни единого слова. Конунг в ярости разворошил очаг и домик старухи запылал.
Домишко быстро сгорел, не подпалив даже соседние строения, и ветер разметал пепел. Вечное проклятие лежит на тех, кто ходит за край мира и подслушивает богов - нет им покоя в земле и кости их клюют птицы.
Во владении Улафа многие горевали о смерти колдуньи, некому было теперь помочь ни травами, ни советами, но конунг запретил и имя ее упоминать на его земле и велел гнать в шею тех проходимцев, кто возжелает посетить пепелище в надежде отыскать остатки снадобий и волшебных книг. Тем временем с задуманным походом все складывалось удачно.
Многие ярлы пожелали присоединиться к Улафу Квельдвульфу, проплыть через Русь, взглянуть на чудеса Киев-града, Константинополя, повоевать слабые южные народы и сказочно обогатиться. Тинг следовал за тингом, где внимательно выслушивались мнения всех ходивших за моря в греческие земли и служивших при дворе императора. Раздавались голоса против похода, кто-то опасался начала междоусобиц в самой Норвегии, кто-то только женился и боялся оставить молодую жену одну, так как неизвестно чьего наследника она тогда будет носить в своем чреве, другие пересказывали сказки Эйнара Звон Весов о медных болванах и драконах. Дело доходило до драк, но кровопролития удавалось избежать, так как предусмотрительный Улаф собственноручно отнимал у присутствующих на тинге все оружие.
Когда потекли ручьи, все участники окончательно ударили по рукам и договорились встретиться с кораблями и дружинами в Великом фьорде у поселка Анабрекк. Улаф собирался выступить с тридцатью большими кораблями и уговорил отправиться с ним таких могучих воинов как Торфинн, Хельги, Грим, Торарин, Торстейн и многих других. Оружие, кольчуги и шлемы были заказаны у лучших мастеров, и Торфинн, понимавший в этом толк, бил кувалдой по каждому мечу и щиту, проверяя их на прочность.
Сигурд, подменяя умершую Гуннхольду, приготовила целебных мазей и мешки трав, облегчающих страдания раненых и пробуждающих смелость в сердцах даже самых робких. Конунг повелел принести Тору богатую жертву и собственноручно пустил кровь в землю из двух десятков овец. Кто-то поговаривал о человеческом жертвоприношении - Молотобоец любил когда у ног его сбивалось не стадо баранов, в чьем блеянии было так трудно уловить просимое у могучего бога, а говорили с ним человеческим голосом, пусть это и будет какой-нибудь захудалый раб.
И такой раб подвернулся. Во время охоты на свирепого медведя, затравленного собаками, ловчие наткнулись в лесу на некого Гюда - собственность жены Улафа Сольвейг, которого она отправила за вестями в Исландию. Выглядел тот страшно - кашлял кровью, кожа струпьями слезала с тела, один глаз вытек, а пальцы рук торчали в разные стороны, как древесные корни, и так же не шевелились. Раб рычал и плевался, но его скрутили и Улаф повелел развести огонь пожарче, дабы дознаться в каком притоне подхватил Гюда все свои болезни. Пытали его не слишком сильно - один вид пламени прогнал все его рычание и заставил говорить столь удивительные вещи, что безумие раба стало понятно всем.
Раб утверждал, что получив деньги от госпожи отправился с ними не пропивать и не проигрывать в кости, а добрался на собачьих упряжках диких финнов до Хладира, купил место на корабле и пересек пролив Скарнсунд. Через перешеек переехал дальше на север в Наумдаль, откуда, по верным слухам, должен был направиться ирландский кожаный корабль в Исландию. По дороге он осторожно расспрашивал о том человеке, который столь сильно интересовал госпожу и вновь получил самые противоречивые сведения. Такой же как и он раб по прозвищу Темный, кажется из русичей, клялся верным словом, что Улаф давно покоится на дне фьорда Бейтсьор. Был тот раб сам когда-то куплен Улафом, сыном Эгиля, но в схватке с неким Хальвардом хозяин погиб. В какой-то таверне уже в Наумдале подмазанный золотом трактирщик клялся молотом Тора, что этим летом Улаф был жив и здоров и с молодой женой, чье пузо уже не помещалось под платьем, отправлялся в свои исландские владения.
Начавший было колебаться Гюда - ехать или не ехать в Исландию - укрепился во мнении, что ехать нужно обязательно, только вот кожаный корабль, за место в котором он отдал почти все золото, не добрался до острова. Попали они в сильный шторм, на которые столь щедры зимние северные моря, когда даже рыбы всплывали вверх брюхом, а тюлени пытались уцепиться за корабль. Если бы кожаный драккар не был укрыт сверху перепонкой, громадные волны давно залили бы его. Вдобавок к несчастью открылась среди команды легочная болезнь, и многих пришлось выбросить за борт. Все признаки указывали на несчастливый глаз Гюды и только его золотые марки спасли раба от смерти. Но ему придумали кое-что похуже.
К Исландии подойти они не смогли - задолго до того как на горизонте должны были появиться берега путь им преградили льды и раба высадили прямо на них, бросив несколько ремней из кожи, чтобы тот подольше помучился. И вправду - Гюда грыз ремни, отгоняя голод, пробирался через торосы и жевал снег, пока в животе не образовался ледяной комок. По пятам следовал огромный белый медведь, видимо совсем старый, так как не решался напасть, ожидая пока раб сам упадет и станет его добычей.
Наконец Гюда вышел к поселку Грисартунга, где прикинулся посланником самого конунга Улафа. Его проводили к владетелю по имени Ири Соня. Хитрый раб рассказал тому о замысле своего господина пойти летом на юг к Константинополю и что конунг повелел ему разведать о возможности исландских ярлов участвовать в походе. Неизвестно Гюде - поверил ли ему Соня, так как показалось рабу что Ири спал все то время, что он лукавил. Тем не менее, его приодели, дали подорожную, проводника с собаками и он отправился в Анабрекке, а затем и в Рейкьявик...
Но чем закончилось удивительное путешествие Гюды, ухитрившегося зимой добраться до Исландии и к лету возвратиться в Норвегию, конунгу Улафу не довелось узнать. Огонь оказался слишком силен, и висевший над ним с вывернутыми руками раб загорелся как полено. Волк повелел закопать останки и держать языки за зубами, дабы Сольвейг не дозналась о происшествии. Впрочем, самое главное он узнать успел - кровник его жив. Не сказать, что это сильно испугало Улафа. К тому времени пророчество Тора как-то потускнело от времени и забот, болезни не касались маленького Олафа и хотелось верить, что все было дурным сном от ветров в животе. Как ни в чем не бывало, вернулся он домой и через несколько дней выступил с дружиной в поход.
