- Внимание! - мгновенно среагировал Петрович. - По нужде, во избежание конфузов, будем ходить группами, мужчины отдельно, женщины отдельно. Сейчас идут мужчины, затем пойдут женщины.
И постепенно прекратились причитания, вздохи и разговоры. Люди, длинной цепочкой растянулись по полю, принялись за работу - и воздух наполнился тихим пощелкиванием. Лишь пяток непокорных, среди которых оказались копатель погреба и босоногий плевальщик, остались сидеть на земле у стены ангара. А на горизонте все так же неподвижно белел Кубоголовый.
Белецкий переходил от лунки к лунке, расчищал и тер, тер и расчищал, и снова расчищал, и снова тер, и раздумывал над словами Петровича. В них был резон: наверное, действительно глупо сопротивляться, не зная, на что способен противник, и что последует за неповиновением. Правда, на головы "сачков" у ангара пока не сыпались громы и молнии, но кто его знает, как там будет дальше? Может быть, на самом деле оставят с голодным брюхом? Подойдет этот Кубоголовый и заявит на манер святого апостола Павла: "Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь". Если он способен что-нибудь заявлять... Нет, не это главное. Главное - если в планы захватчиков вообще входит кормежка стариков на уборке хмеля. А вдруг там, за полем, овраг - и всех туда, вниз головой?..
Энтузиазма подобные размышления отнюдь не прибавляли, и Белецкий попытался думать о чем-нибудь другом. Завтра вот Танюшка вернется. Усталая, но довольная. Как всегда привезет своему ненаглядному какой-нибудь полезный сувенирчик. Порх в комнату, порх на кухню - а муженька-то и нет. Кавардак на балконе, супчик гороховый, не убранный в холодильник, прокис на плите... Знать, ускользнул муженек прямо в тапочках брать интервью у местной знаменитости - поэтессы или там художницы очередной новой волны - и задержался до утра... А муженек-то на самом деле вовсе не у поэтессы-художницы, а неизвестно где, на каких задворках Вселенной, помогает звездным братьям выполнять местную продовольственную программу. А братишки его потом в качестве благодарности - в расход... Черт побери, опять о том же!
Белецкий досадливо поморщился и ожесточенно заработал губкой. Попробуй тут о другом! "Все будет хорошо, только не думай о белой обезьяне". А если во-он она, эта белая обезьяна кубоголовая, торчит в поле пугалом, и Бог знает, какие у нее планы на будущее? Или какая программа в нее заложена...
И вот ведь какая штука получается - пороптали, поохали, посетовали на тяжкую долю, как при очередном повышении цен, да и принялись за работу. И он, журналист Виктор Белецкий, центрист, интеллигент, какой-никакой, но все же, ценитель духовного наследия и сторонник реформ, автор статей по проблемам возрождения национальной культуры, в студенческой своей молодости не уклонявшийся от острых ситуаций - он тоже здесь, бредет по своей борозде и покорно возится с этими проклятыми марсианскими лунками. И другие возятся. Никто не желает сыграть роль подопытного кролика, героя Великой Отечественной или супермускулистой кинозвезды, ударом кулака мигом решающей все проблемы. Что-то не видно желающих...
4
Уже начали сгущаться сумерки, когда самые "ударные" труженики молодая женщина с роскошными черными волосами, перехваченными поясом от халата, и высокий сухощавый парень - поравнялись с замороженным Кубоголовым. Надзиратель, сразу оттаяв, взмахнул рукой, приблизился к насторожившейся паре, забрал инструменты и положил на землю. Затем неторопливо отошел и вновь замер перед неровной цепочкой медленно передвигающихся по полю людей.
- Хоть бы слово промолвил, идолище поганое, - с ненавистью сказала сноровисто работающая по соседству с Белецким остроносая женщина бальзаковского возраста, знакомая ему по стихийному базарчику напротив автобусной остановки, где она торговала семечками и сигаретами. - Машет ручищами, скотина, а сам как Муму глухонемое. Эй, ты! - внезапно закричала она, распрямившись и подбоченившись. - Ты нам жрать-то думаешь давать, а? Мы тебе что, роботы, без еды горбатиться?
Кубоголовый стоял, не шевелясь, и совершенно непонятно было, воспринимает он каким-то образом или нет это энергичное обращение. Равнодушие Кубоголового словно подхлестнуло остроносую торговку. Ругаясь себе под нос, она быстро закончила свою борозду, отшвырнула кисточку и губку и, выставив перед собой руки, бесстрашно двинулась на Кубоголового с явным намерением потрепать его за плащ. Ее не остановил ни предостерегающий окрик Петровича, ни испуганные возгласы женщин.
- Ты жрать нам будешь давать, остолоп? Ты жрать нам будешь давать? гневно восклицала она, решительно приближаясь к инопланетному надзирателю.
- Валентина, не трогай его, он же всех нас сейчас укокошит, а тебя первую! - крикнула, отползая за лунку, какая-то женщина.
Не дойдя двух шагов до Кубоголового отчаянная Валентина вдруг коротко взвизгнула и резко остановилась, словно с размаху наткнулась на прозрачное толстое стекло. Стоявший неподалеку Белецкий видел, что надзиратель даже не шелохнулся, но женщина, прижав руки к груди, начала медленно оседать на землю, заваливаясь на бок. Несколько мгновений над полем висела не нарушаемая щелчками испуганная тишина - все, бросив работу, смотрели на первую жертву, - а потом Валентина зашевелилась, встала на четвереньки, молча отползла от Кубоголового, села и так же молча перекрестилась. Поморщилась, внезапно произнесла: "А ну его к черту, током бьет, зараза", - и стала деловито отряхивать свою спецодежду. Все вздохнули с облегчением.
Этот эпизод вызвал у Белецкого двойственное и противоречивое чувство: уныние, смешанное с оптимизмом. Уныние - потому что Кубоголового оказалось невозможно взять голыми руками, да что там взять - даже приблизиться. (Силовое поле? Экстрасенсорное воздействие?) Оптимизм - потому что безликий страж не убил безрассудную женщину Валентину, а просто оградил себя от ее посягательств. А значит, в планы захватчиков не входило уничтожение пленников. По крайней мере, пока, до окончания страды на этой марсианской или там альтаирской плантации. А значит - оставалось место надежде. Что-то можно было придумать, "сориентироваться в обстановке", по выражению Петровича, и перейти к действиям. Главное - оставалась надежда.
Ободренный Белецкий, забыв об усталости от непривычного труда, что называется, на одном дыхании прикончил оставшиеся лунки и тоже оказался в числе передовиков, которые, сбившись в кучку, утомленно лежали и сидели посреди бесконечного поля. Белецкий не стал присоединяться к ним. Вновь пробудившееся журналистское любопытство, усохшее было от монотонной работы, так и подталкивало его к Кубоголовому.
Памятуя о печальном опыте торговки Валентины, он действовал не спеша, всем своим видом стараясь продемонстрировать миролюбие. Аккуратно положил на землю губку и кисточку и медленно направился к безучастному Кубоголовому, опустив руки и развернув их ладонями к надзирателю, чтобы тот убедился: никаких кастетов или лазерных пушек у землянина нет и быть не может, а идет землянин для того, чтобы просто мирно побеседовать, пообщаться с долгожданным братом по разуму. Сколько же годочков ждали-то мы вас, братаны вы наши ненаглядные, все глазоньки-то свои в телескопы проглядели, все радиошумы космические-то прослушали - голосочек ваш пытались разобрать, и посланьица-то вам посылали, и в Туманность Андромеды информацию направили, и "Пионер" с картиночками запустили, все мечтали о вас, книжечки писали, бредили вами, язык космический разработали, чтобы покалякать с вами по-доброму, за чашкой чая или за кружкой пива, или за стаканчиком настоечки горькой, "Степной", ноги вяжущей, мозги напрочь отшибающей... А вы? Налетели яко половцы или хазары некрещенные, как нечисть татарская и в полон угнали. Аль у вас, нехристей, с сельхозтехникой напряженка, аль у вас вообще аграрному вопросу должного внимания не уделяется? Так закупайте, черт вас всех побери, договорчики с нами заключайте, у нас ведь в городе завод-то во-от текущий имеется бывший флагман сельхозмашиностроения бывшего Советского Союза...
