Он продолжал расхаживать туда-сюда, делая руками экспрессивные жесты в воздухе.
«В целом, я находил их вполне управляемыми, но имелись один-два подонка, и один-другой настоящий преступник в придачу. Одним из таких был громила по кличке Кофейный Джо, прозванный не за свою любовь к оживляющим бобам, а за то, что так часто бы в подпитии, что заслуживал этой клички меньше любой другой. Я говорил вам, как близко мы копали к ложу реки. Очень часто небольшие предметы, много лет назад обороненные в реку, проникали внутрь с небольшими протечками воды. Кожаные башмаки, квадратные гвозди, применяемые корабелами, пряжки, стеклянные бутылки, даже парочка-другая монет. Все остальные рабочие, находя что-нибудь, отдавали это одному из бригадиров, но Кофейный Джо славился тем, что находки припрятывал. Я слышал, как говорили, что он продал антиквару эмалевую рукоятку кинжала за десять шиллингов, но отнес эти рассказы к зависти, и не стал его увольнять. Он хорошо работал, несмотря на любовь к выпивке.»
«Однако, он нашел еще кое-что», сказал я. Несмотря на теплую волну бренди, указательный палец на правой руке все еще болел, словно его медленно ампутировали.
«Именно так все и было», подтвердил Брюнель, «хотя я услышал об этом только после последнего фатального потопа. Некоторые из рабочих кляли Кофейного Джо, даже когда он к этому времени ушел со стройки — на самом-то деле, его арестовали за участие в пьяном дебоше в таверне. Говорили, что он забрал что-то такое, что винил в измене своего счастья. Он рассказывал, что его преследует вода. Она пробивается меж каменных плит несчастного подвала, где он ночует, на нем оседают брызги общественных фонтанов, помпы плюются в него грязью, и так далее, и тому подобное. И у него плохие сны, говорил он, о потопах, и не просто о воде…»
«…но о крови», закончил я фразу. Вкус этой субстанции на мгновение стал у меня во рту таким сильным, что я подумал, что задохнусь.
Брюнель остановился на дальнем конце ковра и пристально посмотрел на меня. Он сказал: «Когда вы хлебнули тот глоток воды, а лужица от потопа так разбушевалась, я понял, что это что-то из тех же материй. Это дух?»
«Если так, то самый могучий и самый нераспознаваемый из тех, что я знал.»
«А вы, в свое время, знавали их.»
«Я должен признать свое знакомство с некоторыми, мистер Брюнель. Что случилось с Кофейным Джо после того, как его арестовали?»
«Его приговорили к высылке в Тасманию и трем годам каторги, но в конце концов он нашел дорогу обратно в Лондон.»
«Действительно, навигатор.»
Брюнель согласился. «Его нашли мертвым всего пять дней назад. Один из его бывших приятелей услышал об этом и сообщил мне.»
«Он, наверное, утонул?»
«Его нашли с перерезанным горлом. Я разговаривал с инспектором, который расследовал убийство. Он сказал, что подвал, в котором было найдено тело Кофейного Джо, был пропитан кровью, а смертельную рану нанесли так зверски, что почти полностью отделили голову.»
«Это был тот самый подвал, в котором несколько лет назад Кофейному Джо снились кошмары об утоплении?»
Брюнель взглянул на меня и поднял свою энергичную черную бровь.
«Он пересек половину мира», сказал я. «Я должен предположить, это потому, что он хотел найти то, что оставил — а где еще мог человек наподобие его что-то оставить, кроме единственного в мире места, где он мог преклонить голову по ночам? И он, должно быть, весьма отчаянно хотел это найти, потому что для высланного противозаконно возвращаться в страну.»
«Я думал об этом долго и тяжко», сказал Брюнель, «и должен признаться, что это все еще озадачивает меня. Я согласен, что должно существовать что-то, что он отчаянно хотел найти, однако, у этого предмета, наверное, малая ценность. Он его не продал, вы понимаете, а ведь он был из той породы людей, которые продадут башмаки, когда им понадобятся деньги на выпивку. И тем не менее этот предмет хотел получить кто-то еще, и хотел достаточно сильно, чтобы его за это убить.»
«Вот почему вы захотели расспросить его дух.»
Брюнель снова начал расхаживать туда-сюда. «Рабочие говорят, что Кофейный Джо наложил проклятие на всю нашу затею, мистер Карлайл. И в самом деле все развалилось и погорело, когда он ушел. Эта работа у моего отца уменьшила способность трудиться и привлекать заказы — хотя в этот самый момент он проектирует трассу канала возле Оксфорда. И я во многом нахожусь в той же ситуации. Мы никогда не увиливали от тяжелой работы, мы всегда смотрели в лицо катастрофе, делали все для ее преодоления и оставляли за спиной. Я так же выполнял свою долю случайно подвернувшейся работы, у меня есть мой газовый проект», сказал он, махнув в сторону машинерии, сваленной в кучу за пределами отмеченного ковром кабинета, «хотя сейчас я боюсь, что весь труд, затраченный мною на это — не более чем строительство воздушного замка. Наверное, наше несчастье — всего лишь плохая геология и неверие со стороны проклятых директоров. Но, может быть, во всем это присутствует что-то еще.»
«Что подвинуло вас на такой путь мышления, мистер Брюнель? Вы ведь инженер. Вы не того сорта человек, который обычно вовлекается в дела умерших.»
«У вас острый ум, мистер Карлайл. Да, я уверен, что отмахнулся бы от слухов о Кофейном Джо и от дела о его убийстве, если б не другое — мои собственные сны. Работы в туннеле продолжаются день и ночь, и я частенько прихватываю несколько часов сна на кушетке в кабинете. В последнее время меня часто обуревали кошмары о потопах и крушениях, но я не обращал на них много внимания, потому что у всех нас были такие кошмары после первого наводнения. Однако, несколько дней назад, в тот самый день, когда так чудовищно убили Кофейного Джо, эти сны вернулись и с тех пор мучают меня каждую ночь.» Он посмотрел прямо на меня открытым взглядом. «Вот так. Теперь я рассказал вам все, и вы можете либо поверить, либо назвать меня лжецом.»
«Прежде чем я что-либо сделаю, мне кажется, я должен взглянуть на подвал Кофейного Джо и посмотреть, смогу ли я что-нибудь там найти. А вам со своей стороны, вероятно, надо подумать, как протралить реку над туннелем. Я думаю, там лежит нечто такое, что может дать ключ к разгадке нашего дела.»
x x x
Мы пили бренди и разговаривали до поздней ночи. Мы четко выстроили наши планы. Я описал несколько случаев, над которыми работал в Эдинбурге, и Брюнель вежливо притворился, что верит каждой подробности. Несмотря на то, что он сам видел в туннеле, он все-таки весьма скептически относился к вопросам, которым я посвятил всю свою жизнь. Он немного поговорил о своих собственных планах, и я быстро понял, что несмотря на свое упрямство и прагматизм, он не был утилитаристом-бентамитом. На самом деле, он был до краев полон творческого воображения, как любой поэт или художник, реализуя свои мечты в кирпиче и железе, а не в словах или красках. Артисты ищут чем перевернуть разумы людей; у Брюнеля было достаточно энергии и амбиций, чтобы перевернуть весь мир, если б он смог соорудить достаточно громадный рычаг и найти необходимую точку опоры. Около двух лет он экспериментировал с газовым двигателем, или, как он говорил, одну десятую часть своей оставшейся жизни, но без большого успеха. «Боюсь, что сейчас я пришел к заключению, что большого преимущества над паровым двигателем получено быть не может», сказал он. «Я потратил все свое время и значительные деньги на постройку chateau en Espagne, а ныне все мои прекрасные надежды рухнули. Но так оно и есть и этому нельзя помочь. К настоящему моменту, мистер Карлайл, я надеялся заложить фундамент своей славы и богатства, однако туннель мертв, газовые эксперименты почти так же мертвы… Что ж, прекрасно. Если я не смогу заработать на жизнь по-другому, я поступлю по примеру отца, работая там, где смогу, и на тех, на кого смогу.»
