Валерка грустно кивнул.
- Ты... - Перчик слегка замялся, как товарищ, решивший задать больной вопрос, - ты рассказал ему обо всем? обо мне?..
Валерка вздохнул:
- Знаешь, я вчера того... переборщил, наверное...
- По твоим рассказам он мне не нравится, - сказал Перчик, подумав. Я с ним не буду говорить! - торопливо добавил он, так как раздался стук в дверь.
Да. Это был Анатолий.
- Ну, старик, - на пороге набросился он, - ты чего это вчера наплел мне?
- Заходи! - рявкнул Валерка, втягивая Анатолия в комнату. И не успел тот изумиться невиданной громоздко-беспорядочной аппаратуре, увесившей все стены, как Валерка, грациозно, словно с пьедестала, протянул указующий перст к Перчику: - Это он мне все рассказал!
Не давая приятелю опомниться, Валерка напялил на него наушники.
- Слушай сам. Сейчас он тебе все сам расскажет!
Тихий ангел пролетел... Приятели напряженно смотрели друг другу в глаза, косясь, между прочим, на Перчика.
- Ну?.. - Валерка нетерпеливо дернул Анатолия за рукав. - Ну?!
Анатолий, добросовестно прислушивавшийся к тому, что творится в наушниках, разочарованно пожал плечами...
- Ничего не слышу...
- Как ничего?! - Валерка сорвал с него наушники и нацепил на себя.
- Я ему ничего не скажу... Ничего, понял?! - обиженно закричал Перчик.
- Почему? - изумился Валерка, приблизившись к растению.
Листья того возмущенно вздернулись.
- Не хочу! - звенело в наушниках. - Не хо-чу!!!
Валерка с размаху ляпнул наушники на Анатолия.
- Вот! Он и говорить с тобой не хочет!
Лицо приятеля выражало изумление и рассеянность. Видно было, что он какое-то время опять доверчиво и внимательно вслушивается. Потом он полувопросительно-полунасмешливо поднял глаза на Валерку.
- Тишина...
- Как?! - взорвался Валерка, снова хватая предательские черные пластмассовые коробочки и примиряюще приближаясь к Перчику: - Не хочешь не говори. Но так и скажи ему, - он махнул на Толика, - "Не скажу".
- Знаешь, Валер, я совсем ничего ему не скажу, - признался Перчик откровенно. - Это наша тайна... И пусть она останется между нами.
Валерка растерянно молчал. Потом заговорил умоляюще:
- Послушай, друг, ну, сделай одолжение... Для меня, а?.. Ведь он за сумасшедшего меня посчитает...
- А это не мое дело, - жестко сказал Перчик. - Ты ведь не советовался со мной, когда все ему выбалтывал...
Возразить было трудно, и Валерка сник.
- Слушай, - словно жалея его, подкупающе искренним тоном шепнул Перчик, - а ты и главное ему сказал?
- Что - главное? - вздрогнул Валерка.
- Про решение Высшего суда?..
Валерка солгать не смог.
- Вот видишь, - вздохнул Перчик, сочувствуя, - а ведь это тайна тайн.
- Что же теперь делать?
- Дай мне подумать...
Пока Валерка уговаривал Перчика, Анатолий молча и удивленно на него поглядывал. Ведь он слышал только одного и думал, что закадычный приятель говорит сам с собой. Наконец Валерка снял наушники, и, не зная, как и что сказать Анатолию, долго молча шагал из угла в угол. Его круглое, плоское лицо в эти минуты выражало гораздо большую сосредоточенность, чем даже в часы философских разглагольствований.
- Знаешь, - наконец сказал он, усаживаясь напротив Анатолия, - я не хочу делать вид, что разыграл тебя, - и вдруг, чего с ним никогда не бывало, заорал: - Вообще я ничего не хочу объяснять!!!
На следующий день Перчик попытался успокоить Валерку. Он пояснил, что сам-де виноват, доверившись человеку. Но даже если они и откровенничали, Валерка не должен был выдавать главного - про Высший суд. Тот им ничего не простит. Ведь тайна, о которой знают трое - уже не тайна, хоть и выдавай ее за бред. Теперь обратно пути нет, и Перчик, понимая, что истина так или иначе дойдет до многих людей, согласен ее подтвердить. Но не какому-то Анатолию, а кому-нибудь более значительному. Скажем, авторитетному людскому академику.
Валерка, обрадовавшись выходу, тут же, сломя голову и, конечно, ничего не замечая вокруг, помчался в местное отделение Академии наук. По пути он споткнулся о корень какого-то дерева, больно ушибся головой и потерял сознание.
Очнулся он в больнице, потеряв ориентацию во времени. Врачи сказали, что прошло уже несколько дней. Они долго мялись, опасаясь за Валеркино здоровье, но вынуждены были сообщить, что накануне нечаянно был снесен домишко, в котором он жил. Такое, понимаете ли, недоразумение вышло... Бульдозер прибыл снести сарай, стоявший во дворе, но был пьян машинист, сравнял с землей не то, что надо.
- А Перчик? Перчик?! - Валерка разрыдался, забился в кровати.
Когда он пришел в себя после успокоительного укола, у его постели уже сидел представитель власти в золотых погонах. Он разъяснил, что к бульдозеристу, несомненно, будут приняты самые строгие меры, ущерб Валерке возместят, а за хибарку пусть гражданин не переживает - государство обеспечит его более надежным жильем.
- Пять лет не сносили, - промямлил Валерка.
- Н-да, непорядок, - согласилась власть и уточнила, - был.
- Там аппаратура была... - захныкал Валерка.
Власть вздохнула. Слишком, мол, неуемным оказался бульдозерист... и тут же поинтересовалась, какого характера была аппаратура, имелись ли документы на нее? Но когда вместо ответа Валерка попросил привести к нему академика для сообщения "общецивилизационной тайны", уполномоченный власти, тепло попрощавшись, ушел.
А вскоре Валерку перевели в другую больницу, где его рассказ о трех цивилизациях, борьбе и самопожертвовании, Высшем суде, его лояльности и неотвратимости вызывал всеобщий сочувствующий интерес. По крайней мере пациенты передают Валеркину историю, что называется, из уст в уста. При этом она пополняется новыми деталями.
Свидетельствуют, например, что в тот день, когда Валерка упал, в исполком заходила осина. Она, дескать, и про хибарку напомнила, и про решение исполкома о сносе, она вроде бы и бульдозер нашла и даже бульдозериста она подпоила. Наиболее дальновидные связывали эти факты с экстренными мерами, принятыми Высшим судом.
Валерка в пересуды не вмешивался. Академика к нему, увы, так и не пустили, но на окне его восьмиместной палаты появился красный перчик, заботливо принесенный сердобольной старушкой-санитаркой. Не известно, установил ли Валерка с ним контакт, но в одно прекрасное утро в палате не обнаружили обоих...
