Мы шли в сторону озера через маленькие ворота в стене, над которыми я с содроганием заметил вырезанное изображение скалящегося черепа. Нас вывели из города. К воде спускались широкие ступени. Нас подтолкнули копьями к лодкам со странными высокими носами, прототипы которых, должно быть, курсировали по Персидскому заливу во времена древнего Эриду.
В лодке четыре негра сушили весла. Когда мы и наша охрана вошли в лодку, я заметил, что языки у гребцов вырезаны. Мы двигались по безмолвному озеру словно во сне. Только длинные, тонкие, отделанные золотом весла тихо шелестели по воде. В синеве озера серебряными точками дрожали звезды. Я оглянулся и увидел темную громаду храма на фоне звезд. Черные немые подняли блестящие весла, и воины пересели позади и впереди нас с копьями и щитами. Все напоминало сказочный город времен Гарун-аль-Рашида или Сулеймана-бен-Дауда, и я подумал, как по-дурацки посреди всего этого выглядели мы с Конрадом в своих ботинках и грязных разорванных рубашках цвета хаки.
Лодка причалила к острову, и я увидел, что он весь опоясан каменной кладкой, поднимающейся широкими ступенями от самой воды в несколько рядов. Кирпичи на острове казались более древними, чем в городе, - возможно, сумерианцы застроили остров раньше, чем долину.
По истертым бесчисленными ногами ступеням мы подошли к огромным железным дверям храма. Горат отложил копье и щит, бросился на живот и ударился железным шлемом о порог. Должно быть, кто-то наблюдал за ним из бойницы, потому что с вершины башни прозвучала одна низкая переливающаяся нота, и двери тихо отворились, приглашая в сумрачный освещенный факелами коридор. Горат встал и пошел впереди, мы - вслед за ним, подталкиваемые копьями.
Мы стали подниматься по спиралеобразно расположенным ярусам башни. Изнутри башня казалась намного выше и больше, чем снаружи, и ее мрак, безмолвие и таинственность вызвали у меня дрожь. Лицо Конрада белело в темноте. Вокруг нас толпились тени прошедшего, хаотичные и устрашающие; мне казалось, будто призраки всех жрецов и их жертв, ходивших по этим галереям четыре тысячи лет назад, окружили нас в эту минуту. Тьма и забытые боги правили здесь бал.
Мы дошли до самого верхнего яруса. Там были три ряда колонн, расположенные по окружности: широкий, в нем другой, поуже, и в центре несколько колонн, тоже образующих круг. Колонны, если учесть, что они были сделаны из высушенного на солнце кирпича, были слишком гладкие и правильные. Но в них не было изящества и красоты греческой архитектуры. Мрачные, массивные и тяжелые, они напоминали архитектуру египтян, но не грандиозностью, а своей несокрушимостью. Они символизировали то время, когда люди на заре своего рождения страшились гнева могущественных и неумолимых богов.
Над внутренним кругом колонн возвышалась полукруглая крыша - почти купол. Как они могли его построить и предвосхитить римских архитекторов на столько веков, я не знаю. Это было поразительным отклонением от их общего архитектурного стиля. И под этой куполообразной крышей висел огромный круглый предмет, на серебристой поверхности которого мерцал свет. Так вот за чем мы прошли столько безумных миль! Это был громадный колокол - голос Эль-Лила. Похоже, он был сделан из нефрита.
Неважно, из какого камня его сделали, - это был символ, на котором держались вера и культ сумерианцев, символ головы самого бога Эль-Лила. И я не сомневаюсь в том, что, по рассказу Налуны, древние сумерианцы пронесли этот колокол весь длинный, изнурительный путь много веков назад, когда бежали от всадников Саргона. А сколько эонов до этого он висел в храме Эль-Лила в Ниппуре, Эрехе или древнем Эриду, звуча то угрозой, то обещанием над сонной долиной Евфрата или зеленой гладью Персидского залива!..
Они поставили нас внутрь первого кольца колонн, и откуда-то из тени и мрака, сам похожий на тень, вышел Состорас - жрец и король Эриду. Он был облачен в длинное зеленое одеяние, украшенное блестящей чешуей наподобие змеиной кожи. Голову его венчал шлем с огромными перьями, а в руке он держал золотой молоток на длинной ручке.
Состорас легко прикоснулся к колоколу, и переливчатый звон потек удушающей сладкой волной. Вдруг появилась Налуна, я так и не понял откуда то ли из-за колонн, то ли спустилась сверху через какой-нибудь люк. Секунду назад перед колоколом было пусто, а в следующее мгновение девушка кружилась в танце, как лунный луч на поверхности озера. Ее одежда просвечивала насквозь, гибкое тело извивалось в танце. Она танцевала перед Состорасом и Эль-Лилом так же, как четыре тысячи лет назад в древнем Эриду танцевала какая-нибудь другая танцовщица.
Мне трудно описать ее танец. Он вызывал трепет и дурманил голову. Я слышал рядом неровное дыхание Конрада и чувствовал, что он дрожит, как тростник на ветру. Откуда-то звучала музыка времен Вавилона, стихийная, как огонь в глазах тигрицы, и непостижимая, как африканская полночь. Налуна танцевала, и в ее танце сплелись огонь, ветер, страсть и силы всех стихий. Все гармонично слилось в ее движениях. Она сузила вселенную до острия кинжала, и ее летящее сияющее тело в танце сплетало узоры из лабиринтов одной неделимой Мысли. Танец Налуны поражал, сводил с ума, гипнотизировал, повергал в экстаз.
Налуна сама стала какой-то стихийной сущностью, единицей и в то же время частью могущественных сил - то спящих, то бурных - солнца, луны, звезд, движущихся под землей корней, огня в горниле, искр от наковальни, дыхания молодого оленя, когтей орла. Время и вечность, рождение и смерть, юность и древность - все стало частью узора, который плела танцующая Налуна.
Мой воспаленный мозг уже ничего не воспринимал, девушка превратилась перед моим плывущим взором в белую мерцающую огненную искру. Тут Состорас вновь ударил в колокол, и Налуна рухнула на колени - дрожащая белая тень. На востоке из-за скал показалась луна.
Воины схватили нас с Конрадом и привязали меня к внешнему ряду колонн. Конрада же ввели внутрь и привязали прямо перед колоколом. И я увидел, с каким искаженным лицом Налуна взглянула на Конрада, потом на меня как-то многозначительно и тут же исчезла за темными колоннами.
Состорас сделал знак рукой, и из полумрака вышел черный раб, невероятно старый и высохший. У него было испещренное морщинами лицо и отсутствующий взгляд глухонемого. Король передал ему молоток, отошел от колонн и встал рядом со мной. Горат и воины тоже, поклонившись, отступили назад. Казалось, они стремятся оказаться как можно дальше от зловещего кольца колонн.
Наступил момент напряженного ожидания. Я посмотрел на озеро, мрачные скалы, окружающие долину, и на безмолвный город под горящей луной. Город мертвых. Все вокруг казалось таким нереальным, словно мы с Конрадом перенеслись на другую планету или на много веков назад. Черный немой ударил в колокол.
