– Контр-адмирал Хиппель изволит быть у Адмиралиссимуса, – хмуро пояснил он. – Не нравится мне это. Я у него всех холуев на уши поставил – действительно его нет! Посоветовали прийти через час. Что он там у Адмиралиссимуса, в паровозики играет, что ли?
– В какие паровозики? – не понял Шабан.
– Ну, или в лошадки. Неважно. Извращенцам редко нравится, когда их шантажируют, иногда опасно перегнуть палку… Знаешь что: предчувствие у меня скверное. Пойдем-ка лучше погуляем, чем тут торчать…
В дверях кают-компании он не пропустил Шабана вперед, без всяких разговоров отстранил рукой и вышел первым. Походка его неуловимо изменилась – нет, такой походкой не может ходить ведущий эксперт отдела Перспективного Планирования, лицо уважаемое и, как все яйцеголовые, немного потустороннее. Эта походка совсем другая – мягкая, пружинящая, то ли настороженный спецназовец на задании, то ли тигр в камышах.
– Может, ничего страшного, – нерешительно предположил Шабан. – Ну, потеряем один час…
– Как бы нам не пришлось потерять кое-что посущественней, – пробурчал Менигон, останавливаясь перед развилкой коридора. – Знаешь что, давай налево, кажется, там нет контроля пропусков… Пусть даже я зря трепыхаюсь… Все равно: во время войны провести лишний час на одной планете с туннельной бомбой – удовольствие маленькое.
– Что?..
– Что слышал.
Шабан облизнул пересохшие губы.
– Ты уверен? У нас есть туннельная бомба?
– У лигистов тоже. – Менигон замысловато выругался. – Может, она испарилась вместе с их Поплавком, только я бы на их месте держал ее на самой неприметной капсуле где-нибудь в полярных водах. Как только северянам станет не на что надеяться… Мать их, великие стратеги! Говорил им! На спорных планетах каждый год меняют руководство, пока не подберут самое тупоумное. Корпорация «ТрансГалактика» выпестовала начальственных идиотов – те и рады стараться! Все эти Мрыши, Риенци и как их еще там… Один Велич не без умишка, но и тот надеется, что как-нибудь пронесет. Пронесло одного такого – только дерьмо и нашли…
Долгий гул, прокатившийся по Поплавку сверху донизу, сотрясший переборки, заглушил его слова: по-видимому, одна из грузовых ракет села аварийно, но без катастрофических последствий.
Вот как, подумал Шабан. Значит, туннельная… Это ново, но только это. Об остальном, в том числе и об истинных авторах идеи войны за Воссоединение, можно было догадаться, опыт есть – это только лейтенант Альвело ухитрялся не догадываться никогда ни о чем…
Менигон прав, вечно он прав! Не нести правду тем, кто не желает о ней слышать – уносить ноги! Как можно скорее. Видя только то, что впереди, чем бы оно ни было, и не жалея об оставленном за спиной.
А Петр? – жарко обожгло мозг. Петр Солодов, ремонтник, единственный друг, заглушающий хождениями по трюмным девкам лютую тоску по оставленной на Земле любви… Нельзя оставлять его здесь, надо найти его и лететь втроем, выбираться отсюда…
Додумать мысль не удалось – в нескольких шагах впереди из-за поворота коридора скорым размашистым шагом вывернули четверо. Разом бросились в глаза одинаковая одежда без знаков различия, одинаковые стрижки, одинаковые, словно штампованные, лица – зря говорят, что такие бывают лишь у рабочих андроидов, идущих на смену…
Хватило мгновения, чтобы понять, кто эти четверо. По-видимому, оперативники Любомира Велича слегка опешили, столкнувшись с искомым нос к носу. Четверка уверенно спешила к кают-компании.
Хмырь Бенни? Или папиллярный идентификатор?.. Раздумывать не пришлось.
– Они! – взвизгнул кто-то на высокой ноте.
И в этот момент неожиданно, словно одно с другим имело непонятную потустороннюю связь, истошно взревел сигнал тревоги высшей степени.
Пистолеты едва ли не впрыгнули в руки четверки. Шабана качнуло, плечо уперлось в переборку. Оказывается, он продолжил инстинктивно начатое движение – посторониться, пропустить спешащих. Господи, успел он подумать, завороженно глядя на ровный кружок дульного среза, стремительно разворачивающийся в его сторону. Неужели опять как тогда… на Прокне?
Менигон ударил первым. Совсем не хищник из кошачьих – скорее уж молниеносно атакующий скорпион с чуждой, опасно непредсказуемой моторикой. Только один из четверки успел выстрелить – пуля с грохотом вырвала потолочную панель. К счастью, самая обыкновенная пуля… Брызнул искрами и нехотя задымил поврежденный кабель. Из квадратной дыры посыпалась труха – на четверых мертвых и двух живых.
Шабан поднялся на ноги. Как оказался на полу – сам не понял. Наверно, Менигон на всякий случай уронил и его, дабы не подставлялся зря под пули.
Менигон кусал губы. В желтых глазах прыгала усмешка.
– Оружие подбери. Разлегся, пляжник…
* * *
Последний и единственный удар по Поплавку северяне нанесли тогда, когда, казалось, с ними уже было покончено. Предсмертный укус раздавленной змеи – так, вероятно, назвали бы ракетную атаку военные корреспонденты Федерации – был не столько мощным, сколько точным. Сигнал тревоги прозвучал, когда ракеты противника уже прошли апогей баллистической траектории.
Циркулирующие по Поплавку слухи об успешном для землян сражении космических эскадр, опровергая расхожее мнение о том, что слухи всегда врут, были совершенно справедливы. Не слишком врали и официальные сводки, ежечасно передаваемые по внутренней трансляции Поплавка: дальние подступы к системе белой звезды удалось удержать сравнительно малой кровью, хрупкие всепространственные корабли Лиги оказались не в силах прикрыть туннелирование основных сил. Только один корабль прорвался к Капле.
Он был обречен с того момента, как покинул устье Канала, и, вероятно, его экипаж сознавал это. Кораблю-смертнику не удалось даже приблизиться на дистанцию эффективного залпа; все, что он сумел сделать, пока под огнем эскадры ближнего прикрытия еще не стал разбухающим облаком газа и пыли, – найти поисковыми локаторами Поплавок в океане и возвестить о его координатах.
Впоследствии военные историки основательно запутают вопрос, почему сигнал был вообще принят северянами. Одними сутками раньше последствия его приема стали бы катастрофическими; тремя сутками позже – скорее всего никакими. Остается только гадать, почему именно в тот момент одна из субмарин уже почти не существующего флота Лиги, рассеянного, загнанного на глубину, лишившегося не только спутникового целеуказания, но и последней надводной посудины, подвсплыла к поверхности океана и выпустила универсальный буй. Одно звено в цепи случайностей зацепилось за другое.
В первый и единственный раз в этой войне лигистам улыбнулась удача – нечто вроде исполнения пустячного последнего желания для ведомого на эшафот.
Обрекая себя на неизбежное и скорое уничтожение, лодка опорожнила ракетный бункер. Двадцать шесть баллистических ракет, несущих более трехсот боеголовок индивидуального наведения, стартовали менее чем за минуту.
Девяносто процентов боеголовок не дошли до цели – космическая эскадра ближнего прикрытия сделала все, что могла. Остальное должен был сделать Поплавок – или погибнуть.
Не всякому отслужившему на Капле доводилось хотя бы раз услышать рев сигнала тревоги высшей степени. Еще ни разу в истории Поплавка тревога не объявлялась дважды в течение одного месяца.
Если из пятна желтого прилива можно было выскочить в запредельном режиме работы ходовых механизмов, то теперь в броне надводного борта открылись бойницы, о существовании которых большинство населения Поплавка могло только гадать, и из них, на время заглушив рев сигнала тревоги, вырвалась стая антиракет. Одна за другой взмывали в облака платформы противоракетной обороны, поводя импульсными энергоизлучателями в поворотных башнях. Но из обитателей Поплавка разве только глупый или вчера прибывший не мог принять очевидную мысль: относительную безопасность обеспечивает не щит ПВО, а три мили воды над верхней палубой. И, желательно, подо льдом.
Поплавок начал погружение с момента объявления тревоги.
На километровой глубине максимальной осадки давление само гнало ревущие потоки забортной воды в ненасытные емкости цистерн. На нижних уступах безжалостно бросалось все, что было невозможно втянуть в шлюзы в течение одной-двух минут. Тяжко отрывались от палуб грузовые платформы. В кислом дыму стартовых ускорителей взлетали спасаемые пилотами флайдарты ПВО, оказавшиеся в стороне от лифтов, и, не способные отразить баллистическую атаку, брали курс на ближайшую плавбазу. Разбегались посадочные команды. Зазевавшиеся люди отчаянно и безнадежно колотили в сомкнувшиеся створы шлюзов. Иные в неистребимой надежде найти незаблокированный шлюз или люк лезли по трапам вверх.
Поплавок погружался. Воющие насосы уже выкачивали воду обратно в океан, борясь с инерцией падения в бездну, а море, словно не замечая их надрывного гула, все так же размеренно глотало уступ за уступом. В бурунах кувыркалось брошенное имущество. Всплывал мусор; проваливающийся в Каплю Поплавок опоясался пеной. Крики людей умолкали в водоворотах. Видавший виды катер, неизвестно для какой нужды висящий на шлюп-балке, принял днищем воду, сорвался, крякнул и, перевернувшись, затонул. С оглушительным грохотом верхом на огненных столбах продолжали уходить в небо к зависшему на орбите транспорту опорожненные грузовые ракеты. Последняя взяла старт уже из-под воды, накрывшей верхнюю точку терминала, с ревом выдралась из вспененного водоворота и медленно, будто нехотя, ушла в низкие облака; лишь огненный столб долго не желал отрываться от Капли и яростно бил из облака в прогибающуюся воду, словно застывшая в раздумье молния.
