Едва за Зоричем закрылась дверь, Аэлита сделала небрежный жест, и монумент в углу мгновенно ожил: шагнул вперед, повозился с извлеченной из-за пояса золотой штукой, напоминавшей то ли вычурный жезл, то ли затейливый ключ…
На полу моментально возник из ниоткуда ворох белоснежных и рыже-черных шкур, даже на вид мягчайших, невесомых, пушистых, рядом с ними выстроились полукругом золотые и хрустальные подносы, заваленные диковинными фруктами, уставленные бутылками, кувшинами и некими затейливыми, разноцветными конструкциями, в которых смутно угадывались неизвестные яства. Кирьянов вновь ощутил себя чем-то вроде мальчика по вызову.
Еще один небрежный жест – и лакей улетучился в коридор, словно дух бесплотный. Аэлита спрыгнула со стола, мимоходом примерила забытую штандарт-полковником фуражку, полюбовалась собой в зеркале, сделала гримаску, повесила назад уставной головной убор и танцующей походкой направилась к вороху шкур. Опустилась в середину, опершись на локоть, легла в грациозной, нисколько не деланной позе, хлопнула ресницами:
– Костя, что ты стоишь?
Кирьянов осторожненько примостился на краешке, так же, как она, утонув наполовину в пушистом мехе. Невинно щуря глаза, Аэлита поинтересовалась:
– Ты будешь набрасываться на меня, как дикий варвар, или предпочитаешь медленно и нежно? Милый, я тебя умоляю, действуй так, как тебе приятно, – для меня любые впечатления будут восхитительно романтичными, как бы ты ни держался. Я еще никогда не была в настоящей… ну вот, вспомнила наконец! Казарме! Конечно, казарме! Я ведь что-то такое помню из курса знаний, не могло же все испариться бесследно, я не дура, в конце концов… Ка-за-рма! – повторила она, словно смакуя. – Прелесть какая! Настоящая казарма, в которой мною сейчас решительно овладеет бравый офицер… – Глаза у нее были восхищенные и наивные, как у месячного щенка. – Ну, не совсем настоящая, в казарме вроде бы должно пахнуть, и шмыгать под ногами обязаны эти, как их… специфические насекомые и крысы… А на стенах должны висеть сабли… Ничего, все равно ужасно романтично! Девчонки умрут от зависти, когда расскажу: не припомню даже, чтобы кого-то из наших в казарме… Послушай, нужно же, чтобы было совсем романтично, назвать это каким-то грубым солдатским словом, а я ничего такого не помню… О да! – Она подняла указательный пальчик, окутанный радужными струйками неуловимого сияния. – Ты будешь со мной охальничать… – От восторга она прикрыла глаза, томно улыбаясь. – Ну да, конечно… Милый Костя, не тяни, начинай со мной охальничать! Разорви платье на груди, как в «Невесте барона», да?
Кирьянов вздохнул про себя, прекрасно соображая, что пришла пора исполнять долг – обязанность не тягостная, конечно, чего уж там, перед ним, следуя классику, лежала совершеннейшая красавица, ее щечки порозовели, безукоризненная грудь часто вздымалась, губы приоткрылись, руки расслабленно закинуты за голову…
Примостившись рядом, он неловко обнял красавицу.
– Платье… – прошептала она требовательно.
Кирьянов добросовестно рванул обеими руками платье на груди – белоснежная ткань поддалась неожиданно легко, отчего дела пошли гораздо сноровистее, по накатанной, она была восхитительна и подстрекала на грубости захлебывающимся шепотом, и он старался соответствовать – вот только, как ни пытался, не мог стать по-настоящему грубым, отчего-то испытывал к этой очаровательной дурехе чуть ли не настоящую нежность, потому что она не виновата, ни в чем не виновата…
– Прелесть какая, – полушепотом произнесла она свою обычную приговорку, когда черт-те сколько времени спустя, после долгой и затейливой вакханалии настало время отдыха. Чуть приподняв голову, оглядела кое-как державшиеся на дивном теле клочки белоснежной ткани. – Как в «Закате над островом», бедную наивную девочку притащили в казарму и долго над ней охальничали… Спасибо, милый! – Она звонко чмокнула Кирьянова в щеку. – Все было ужасно романтично… Девчонки умрут от зависти! Что бы тебе такое подарить… Офицеру неприлично брать деньги, я помню, но что-то же я тебе подарить просто обязана за эти неизгладимые впечатления… Чего тебе хочется?
Собравшись с духом и ощущая жгучий стыд, он произнес, глядя в сторону:
– Можешь – карточку?
– Индик? – ничуть не удивившись, спросила она. – Конечно, с превеликим удовольствием… Хочешь повеселиться? Я о чем-то подобном слышала… Сейчас, как это…
Она коснулась струйки холодного огня на безымянном пальце – и в воздухе над ним стало формироваться нечто прямоугольное, быстро превратилось в тонкую белоснежную карточку длиной и шириной не более пачки сигарет, покрытую строчками каких-то знаков – мерцающих и неизменных, выпуклых, ярких и уныло-черных. Протянула Кирьянову:
– Вот, ничего особенного… Несколько дней тебе хватит? Скажем, я попрошу новую дней через десять по нашему счету, это почти то же самое, что по-вашему…
– Хватит, – осторожно сказал Кирьянов.
– А сейчас, извини, мне придется упорхнуть, – сказала она деловито, легкими прикосновениями поправляя волосы. – Все расписано на три квадриума вперед, пора лететь…
– Подожди, – сказал Кирьянов. – А как вы, собственно, живете?
– Ужасно, милый, – сделала она гримаску. – Вечером прием у герцога, это наверняка затянется до рассвета, назавтра выставка декоративных цирелодов, не знаю, как это будет на вашем языке… И так далее, и тому подобное – приемы, балы, большие гонки в Арстапане… Ну, в общем, всякое такое.
– Откуда ты? – настойчиво спросил он, сам плохо представляя, чего добивается.
– Ну, милый, я даже не знаю… Такая планета… Ее называют Минишел. Желтая звезда… галактические координаты… я их и не помнила никогда, к чему? В общем, вроде бы не так уж далеко отсюда, хотя кто его знает… Ну не помню, честное слово.
«Галактика, – подумал он горько. – Обитаемая Вселенная, звездное содружество… Понятно было, что в Галактике, если она обитаема, все будет как-то не так, совсем не похоже на то, что мы о ней напридумывали… но почему вот так? Почему вот такие? Нет, а чего ты, собственно, хотел?»
И от того, что он не мог понять, чего же, собственно, хотел, на душе стало еще грустнее. Аэлита же, как ни в чем не бывало, встала, едва прикрытая обрывками платьица, потянулась:
– Вот так и пойду, пусть завидуют… Не провожай меня, чтобы было совсем как в стерео… Карточку не забудь. – Она положила ему в ладонь магический прямоугольник, открывавший путь в Галактику, на миг прижалась, поцеловала в ухо: – Ты был великолепен, позвони мне как-нибудь, если не буду особенно занята, непременно отвечу…
