Но дело даже не в том. Над ней, очаровательной, грациозной, хрупкой по-аристократически и великосветски томной, витал ощущавшийся любым разумным существом мужского пола приманчивый ореол полной и законченной шлюхи – не той, что вызывает презрение, а, наоборот, той беспутной феи, которую хочется трахать и трахать от заката до рассвета, вытворяя с ней все, что в голову взбредет, вгрызаясь по-звериному, ломая в руках…
И ведь не было ничего внешне порочного ни в личике, ни в манере держаться – скромное очарование, тихая девочка на выпускном балу, разве что платьице коротковато. И все равно, эта чертова аура мощно ощущалась всеми имеющимися у гуманоида чувствами, так что Кирьянова проняло всерьез, и неловкость почти улетучилась. Даже светлый образ Таи померк в мыслях – а впрочем, не впервые, так уж получилось, что он сгорал и пылал, когда Тая была рядом, а стоило расстаться с ней, вернуться домой, чувства и впечатления, вот странность, тускнели, серели, слабли, но Кирьянов старался не забивать себе этим голову, все дело, конечно, в пресловутом мужском легкомыслии…
Мухомор совершенно непринужденно шагнул вперед и по-хозяйски похлопал томного древнего римлянина по щеке, не так уж и шутейно, аж зазвенели шлепки. Однако того это ничуть не обидело, он заулыбался, преданно таращась на скалившегося Мишу. И абсолютно по-свойски сказал Кирьянову, словно они были знакомы сто лет:
– Ваш друг великолепен, правда? В наши времена дурацких условностей и морализаторства так трудно встретить искренность и непосредственность…
– Уж это точно, – глазом не моргнув, ответствовал Мухомор. – Повезло тебе, дурашка, что попал ко мне в руки, а то кто его знает, на кого мог напороться… Ну, что стоишь, друг мой застенчивый? Познакомь живенько сестренку с бравым офицером Костей, видишь, он сам язык проглотил. Как увидел ее на снимке, покой потерял, куска в рот не взял, глоточка не выпил, ходит печальный… Если ему на его высокие чувства не ответят немедленно, он, чего доброго, застрелится прямо под полковым знаменем – чтобы торжественнее вышло и пафоснее…
– Ой, только не надо! – взмахнула длиннейшими ресницами ослепительная блондинка. – Вы же не всерьез, Костя? Вы такой симпатичный, бравый, мне будет жалко… – Она подошла вплотную, протянула узкую ладонь: – Меня зовут Аэлита.
– Ка-ак? – оторопело переспросил Кирьянов.
– Аэлита, – сказала она безмятежно. – Это старое дворянское имя, у нас в роду много Аэлит…
«Ну, это в принципе объяснимо, – подумал он растерянно. – Тот же речевой аппарат, те же гласные-согласные, по теории вероятности, ничего удивительного, что обнаружилось этакое вот совпадение… Или все сложнее? И не в совпадении дело? Что, если и Алексей Николаич… Структура – вещь загадочная…»
Он не сразу решился взять в ладонь ее тонкие пальчики – вокруг них вились тонкие струйки разноцветного сияния, безостановочно, механически как-то, переплетаясь и кружа, от алых ухоженных ногтей к ладони и в обратном направлении, показалось вдруг, что может током ударить…
Аэлита-два звонко рассмеялась:
– Ну что же вы? Это такая бижутерия, не бойтесь…
Он решился. Рука ничего не ощутила – только теплая, слабая женская ладонь. Разноцветные струи продолжали завиваться, кружить, пронизывая его пальцы без всякого вреда.
– Вы и правда так вдохновились моим снимком? – спросила она с невинным выражением лица.
– Правда-правда, – ответил Мухомор. – Говорю тебе, спать не мог, ложку мимо рта проносил… Ну, что мы тут стоим? Приглашаю в нашу хижину. Или, может, мы к вам?
И он с нешуточной готовностью сделал два шага в сторону белоснежной лестницы с золотыми статуями доверху, его худая физиономия, без наигрыша, стала мечтательной – манила потомственного урку неописуемая роскошь, как многих бы на его месте…
Аэлита решительно подняла ладонь:
– Ой, только не к нам! И так надоело все… Можно, мы лучше к вам? Посмотрим, как там у вас все устроено… Ну пожалуйста! Это будет так романтично… Настоящие офицеры, настоящая крепость… Я листала какой-то старый роман про армию… Это правда, что вас за провинности заковывают в кандалы и плетьми бьют?
На сей раз даже многоопытный Мухомор чуть растерялся, протянул:
– Э-э-э… Всякое бывает. Служба тяжелая, начальство – зверь на звере, один другого лютее, и пожалеть-то некому, не поймет никто нашу долюшку солдатскую… Ладно, что делать, давайте вы к нам.
Аэлита подняла руку и щелкнула пальцами – Кирьянову при этом ее немудреном жесте послышался тонкий хрустальный звон. По лестнице проворно сбежали, чуть ли не колобками скатились, два субъекта, от ушей до каблуков упакованные в золотое шитье, пышнейшие кружева, широкие полосы искрящихся самоцветов, с высокими белыми плюмажами на плечах. Ну, лакеи, конечно, тут не надо быть семи пядей во лбу, вон какие примечательные у них хари: словно маски из мягкой резины, растягиваемые изнутри сложнейшей системой рычагов, готовые вмиг принять любое выражение, но главным образом предупредительность и услужливость…
Совершенно земным жестом Аэлита взяла Кирьянова под руку и сказала тоном избалованного ребенка:
– Ну, показывайте вашу крепость… Ой, прелесть какая! Совсем маленькие домики, вроде сторожки в имении у тети Белатор… А где этот минутный… секундный… ну да, часовой! Он же должен стоять с копьем наперевес и что-то такое тайное спрашивать, иначе не пройдешь, я помню, читала…
Кирьянов покосился на нее. Нет, она вовсе не играла – совершенно искренне щебетала с простодушием малого ребенка. Ну да, ну конечно, а с чего ей быть умной, когда есть возможность порхать по Галактике на этаких вот летающих чудесах…
Они вошли в холл. Кирьянов испытывал смешанные чувства – с одной стороны, хотелось так никого и не встретить, пока не нырнут в комнату, и в то же самое время так и подмывало, так и свербило – пусть бы кто попался навстречу, из мужиков, чтобы посмотрели, какую красотку он ведет в свою скромную хату… От этой двойственности он даже перестал думать, сколь незавидная роль ему выпала – по сути, мальчика по вызову, есть что-то общее…
Мухомор обернулся, осклабился:
– Ну, мы пошли, а вы, молодежь, развлекайтесь как следует… – И он бесцеремонно хлопнул «римлянина» по заднице, направляя к лестнице на второй этаж, что тот воспринял опять-таки с полным пониманием.
Кирьянов оглянулся через плечо – роскошный лакей с непроницаемым лицом бесшумно шествовал за ними.
– Прелесть какая! – повторила Аэлита, вертя головой и хлопая ресницами. – Как в стерео – коридорчики низкие, все маленькое… Совершенно по-армейски. Я так и представляла рыцарскую кордегардию… А лошади у вас где? Ой, я и забыла, вы ведь больше на лошадях не ездите… Жаль. Красиво было… Вот сюда, наверное?
