Каро подумал — подумал, и… пошел в армию. А что было делать? Ни денег, ни голоса больше не было, славы — подавно. Сидеть в долговой тюрьме? Армия была наилучшим выходом. К тому же Каро твердо решил умереть мужчиной! Конечно, все уже ожидают грустного рассказа о том, как в первом же бою первое же вражеское ядро оторвало так дорого доставшиеся Каро мужские достоинства? Чего мотаете головой? Известно, что в боевых условиях первый же осколок первого взорвавшегося, все-равно-в-каком-месте снаряда попадает точно в бутыль с медицинским спиртом… Но, нет! Ничего подобного не случилось. Каро сделал удачную карьеру, показал себя неплохим солдатом и офицером.
Умер он через пять лет. Заразившись сифилисом… Думаете, на этом конец? Как бы ни так!
Наш друг Генрих присутствовал на похоронах. Не знаю, каким образом, но перед тем, как крышка гроба была заколочена, он ухитрился вложить в руку не способного теперь к сопротивлению покойника тот самый документ… Вообще, Генрих, как вы поняли, прескверный мальчишка. Для которого ничего святого не существует. И за что только я его так люблю? Итак, продолжим. Куда уж дальше, если героя повествования похоронили? Ну, если ты атеист и не веришь в загробную жизнь, можешь дальше не слушать. Интересно?
Тогда я продолжаю. Скажу сразу, общий настрой у тех, кто проводит так называемый суд на том свете, достаточно веселый. С одной стороны, вникая в житейские дела, по-другому и нельзя, а то с тоски повесишься! Да и чего печалиться, ведь у покойников уже все позади… — Гляди-ка, какая рожа недовольная! — воскликнул пробегавший посыльный, потом остановился и начал рассматривать Каро, — и с бумагой какой-то в руках! Держу пари, что это индульгенция какая-нибудь… — Бумаги, подписанные неофициальными лицами, вроде папы римского, недействительны! — монотонно произнес судья. — Это не индульгенция, это — договор… — растерялся Каро. — Дай посмотреть! — сказал посыльный, выхватил бумагу, прочитал и начал истошно хохотать, потом, не выдержав, сполз на пол, держась за живот. Вот умора! Одно дело, когда шутишь и слегка подкалываешь испуганно озирающиеся души только что прибывших. А тут, представьте, появляется личность с документом, из которого явствует, что данный субъект продал свою душу дьяволу со всеми вытекающими отсюда последствиями. Что тут началось. Собрались все-все. Читали документ, животы надорвали от смеха.
Потом начали пужать сковородками раскаленными да крюками острыми. Каждый стремился внести лепту в это веселье, придумывал свою, оригинальную страшилку.
Одному Каро было не до смеха, он и так шел сюда обречено. А тут еще стал всеобщим посмешищем. Когда веселье поутихло, Каро осведомился, что же тут было смешного. И разве его не собираются отправить в преисподнюю? Тогда судья, собрав все остатки серьезности, объяснил, что преисподняя — это такое, как бы точнее выразиться — лечебно-восстановительное учреждение, предназначенное для лечения тех заблудших душ, которые сами стремятся получить данное лечение. Причем лечение исключительно добровольное. Ведь у людей есть комплекс вины, греха. И помочь справиться с этими переживаниями могут те, кто работает под началом Люци.
В основном, лечение — это беседы, психоанализ как теперь говорят. Как? Дело добровольное? Каро страшно удивился. А ему еще и говорят, что попасть в преисподнюю трудно, просто так туда пускают только в самых тяжелых случаях, остальные ждут своей очереди. А с такими делами, как у Каро, даже на очередь не поставят — не с чем! А документ? Подпись? Ну что же… Если Сам подписал, так и быть, можешь отправляться…
Каро и глазом моргнуть не успел, как его переправили в ад. Там его уже ждали.
Ведь слухи распространяются в момент. Тем более, такие, почти анекдотические.
Как раз на следующий день должен был состояться большой ежегодный бал-карнавал.
Чего греха таить? Каро со своей неуничтожимой бумагой стал гвоздем программы.
Чуть ли не героем.
Часть славы и поздравлений досталась и Генриху, которого приглашали по традиции каждый год на этот карнавал. В конце концов, единственный за всю историю договор с Сатаной был вывешен на самое видное место, дабы в течение последующих веков им могли любоваться все желающие. А над Каро судьба вновь подшутила. В следующем рождении он стал женщиной и родил, вернее — родила, двадцать пять штук детей…
(1997)
Василий Купцов
ТРУДНО БЫТЬ БОГОМ…
— Что за книжку ты читаешь? — спросил старый Нойдак молодого геолога. — «Трудно быть богом» называется, — паренек несколько смутился, — ну, это сказка такая… — Ну и как, трудно быть богом? — спросил старый колдун. — Трудно! — засмеялся геолог, — Но я бы попробовал!
— Правильно! — согласился Нойдак, — Молодым везде у нас дорога! — А старикам — везде у нас почет! — засмеялся парень, — Тебе сколько лет, Нойдак? — Ой, много!
Много лет… — колдун покачал головой и развел руками. — Сто лет будет? — продолжал подтрунивать геолог. — Да поболе! — Да ну? — парень смеялся уже в открытую, — и сколько? — А вот, сколько у тебя пальцев на одной руке, да на другой руке, столько и сотен лет живу! — Ну, ты прямо как Квазимодо, нет, нет, как Калиостро! Вот! Он тоже всем рассказывал, как с Цезарем беседы вел, да Клеопатру целовал! А ты был, дедушка, с Цезарем знаком? — Не, не был… — А Клеопатру целовал? — Нет… — Чего ж ты так? Никак сплоховал? — Ой, сплоховал! — покачал головой Нойдак, — Совсем глупый у тебя голова, парень, Москва учился, а не знаешь, что Цезарь жил четыре руки пальцев сотен лет тому назад, а мне всего то две руки пальцев сотен будет… Как же Нойдак с ним знаком мог быть? — Да? — молодой геолог был несколько обескуражен, ведь старик неожиданно обнаружил некоторые познания в истории. Впрочем, парень быстро нашелся, Ну, а с кем ты знаком был? Наполеона хоть видывал? — На поле он чего делал? Парень непонимающе посмотрел на старого колдуна.
Что-то не так было! Ага, да ведь старый хрыч подловил его на слове.
Оказывается, он не так уж плохо владеет великим да могучим русским языком!
Придуряется, понятное дело… — Ну, лады! А хоть с Иваном Грозным парой слов перекидывался? — Иоанну Васильевичу?
Колдовал, как же, — спокойно сообщил Нойдак. — Да… А еще кому? — Да много кому, всех не упомнишь… Владимиру, тому, что каганом был, колдовал, Александру, того, которого Невским прозвали — тоже… Да я старый уже, не помню уж ничего, — и старик хитро прищурился. — Да, хорошо тебе, — парню и не верилось, и хотелось поверить в эти сказки, — я бы тоже попробовал бы… Ну, вот хоть богом побыть, — взгляд геолога вновь обратился на перечитанную в сотый раз книжку братьев Стругацких. — Нет, богом быть плохо! — неожиданно высказался старый колдун. — А ты что, пробовал? — Ой, пробовал! — И что? — Ой, сплоховал… — А ты расскажи! — А где шайтан-вода? — Да нет у меня никакой шайтанводы! — однако ж, парень уже догадался, чего именно требует старый колдун. — Обманывать плохо! — сказал Нойдак грозно. — Сейчас Нойдак колдовать будет, а горелый вино в стеклянной бутылке с надписью «Столичная» само о себе скажет! — Это как? — молодой геолог даже испугался. — А так! — Нойдак поднял бубен, встряхнул его, затряс, бормоча про себя какие-то тайные слова. Бубен зазвенел в каком-то странном ритме, от которого у молодого геолога мурашки пошли по телу. То, что произошло дальше, можно воспринимать по-разному. И с точки мистической, а можно — и вполне научно объяснить.
