- У меня только сорокофранковая бумажка, - сказала она. - Придется тебе расплатиться с носильщиками.
Он был готов к такому обороту. Знал, что так и будет. Когда они проходили барьер, люди оборачивались, чтобы взглянуть на Марию, и она улыбалась им. Она помахала рукой тучному, засаленному машинисту, который улыбался ей, стоя на ступеньке паровоза и вытирая руки тряпкой.
- Он мне нравится, - сказала Мария. - Я всех их люблю.
- Да, но не здесь, - сказал Найэл. - Не на платформе.
Его волнение прошло, но сердце продолжало усиленно биться... полное восторга и радости, готовое выскочить из груди. Он рассчитался с носильщиками, щедро дав им на чай из денег Фриды, подозвал такси и отпустил их. Шофер многозначительно взглянул на Марию и уголком рта что-то сказал Найэлу.
- Я совсем забыла французский. Что он сказал? - спросила Мария.
- Если бы ты и помнила французский, - ответил Найэл, - то все равно ничего бы не поняла.
- Он сказал грубость?
- Нет, комплимент.
- Тебе или мне?
- Нам обоим. Он человек разумный. И не лишен проницательности.
Такси отъехало от вокзала и, свернув за угол, резко бросило Марию на руки Найэлу.
Он крепко прижал ее к себе и поцеловал в волосы.
- Ты всегда пахнешь одинаково, - сказал он. - Горчицей.
- Почему горчицей?
- Не знаю. Это не запах. Просто твоя кожа.
Мария взяла его за кисть и сравнила ее со своей.
- Она тоже выросла. Стала чище. И ты перестал грызть ногти. Фрида отучила?
- Никто меня не отучал. Просто у меня пропало желание их грызть.
- Значит, ты счастлив. Люди грызут ногти только если они несчастны. Ты счастлив?
- Сейчас счастлив. - И Найэл вместо своих ногтей прикусил кончики пальцев Марии.
Мария молчала в его объятиях и смеялась.
- Кто твои друзья? - спросил Найэл.
- У меня их много. По именам не помню.
- А кто в данный момент номер один?
- Первого номера нет. Иначе меня бы не было в Париже.
- Я так и думал, - сказал Найэл.
- Знаешь, что я собираюсь сделать?
- Ты мне писала.
- Я хочу сыграть во всех пьесах Барри*. Он мне очень удается.
- Кто это говорит?
- Барри.
Такси снова резко свернуло, Мария поудобнее устроилась в объятиях Найэла и положила ноги ему на колени.
- Дело в том, - сказала она, - что меня все считают бесплотной, большеглазой и болезненной. Интересно, почему.
- Наверное, тебе не случалось лежать с ними так, как ты лежишь сейчас, - предположил Найэл.
- Еще как случалось, - возразила Мария, - время от времени. - Беда в том, что я слишком быстро ото всех убегаю. Мне надоедает.
- Надоедает то, что они говорят? Или то, что делают?
- Делают. Что они говорят я никогда не слушаю.
Найэл закурил сигарету. Непростая задача в его скрюченной позе.
- Это как музыка, - сказал он. - В конце концов, в октаве всего восемь нот.
- Вспомни Элгара*, - сказала Мария. - Его "Вариации "Загадка". А Рахманинов, что он вытворяет с Паганини.
- Ты слишком высоко берешь, - сказал Найэл. - Должно быть, твои приятели чувствуют себя приниженными.
- Пока мне не приходилось выслушивать их жалоб, - сказала Мария. - А куда мы едем?
- В твою гостиницу.
- Я думала, что остановлюсь у вас с Фридой.
- Невозможно. У нас только две спальни.
- Понятно, - сказала Мария. - Какое убожество.
Она оттолкнула его и стала пудрить нос.
- Почему ты не поехала в турне? - спросил Найэл.
- Жена, - ответила Мария. - Что за радость. К тому же его зубы.
- А что с его зубами?
- В конце концов, они его подвели. Ему пришлось вставить протез, и прошлую неделю он провел в частной лечебнице. Я послала несколько лилий.
- Почему не венок?
- Я подумывала о венке.
- Значит finito1?
- Finito*.
* Кончено (итал.).
Он поднял ее руку за запястье и посмотрел на стрелки часов с браслетом.
- Ну, ты всегда такова, - сказал Найэл. - И нет здесь ничего бесплотного. Он подарил их в знак прощания?
- Нет, - ответила Мария. - Он подарил их как "Вариации "Загадка".
Когда такси свернуло на Елисейские поля, Мария быстро выпрямилась, подалась вперед и посмотрела в окно.
- Ах, Найэл, это мы - это ты и я.
Двое детей ждали, чтобы перейти улицу. На мальчике были надеты блуза и берет; девочка была немного постарше и нетерпеливо дергала его за руку, волосы разметались у нее по лицу.
- Ты и я, - повторила Мария. - Мы убежали от Труды. И как я не понимала этого раньше? Лондон для нас не дом. Никогда не будет домом.
- Потому я и приехал в Париж, - сказал Найэл.
Мария отвернулась от окна и взглянула на него. Ее глаза были темны и лишены выражения, как глаза слепого.
- Да, - сказала она. - Но ты приехал не с тем, с кем надо.
Такси круто свернуло вправо и резко остановилось перед гостиницей Марии.
В меблированных комнатах дома, что неподалеку от авеню Нейи, Фрида принимала Папу и Селию. После отдыха на итальянских озерах они возвращались в Англию проездом через Париж. Майорка Папу не привлекла, и он отказался от намерения посетить ее. Зато его воображением внезапно овладели прозрачные воды и высящиеся вдали горы, на которые ему нет надобности взбираться. В долинах черномордые коровы с колокольчиками на шее...
- Но шел дождь, Фрида, шел дождь, - сказал Папа. С набухшего от влаги неба лились слезы всего мира.
- Чем же вы занимались? - спросила Фрида.
- Играли в bezique, - ответил Папа.
Селия ощутила на себе сочувственный взгляд Фриды и отвела глаза. В квартире Фриды она испытывала странные чувства. Сама не зная почему, она подумала, что это оттого, что квартира очень мала. Всего одна спальня, и халат Найэла висит на двери...
Она попробовала представить Фриду кем-то вроде Труды, кто так же присматривает за Найэлом. Но ничего не вышло. "Должно быть это предрассудки, - говорила она себе, - если я не возражаю против того, что позволяет себе Мария; то почему должна возражать, когда так поступает Найэл?"
Квартира была очень неопрятной. Повсюду валялись исписанные нотами листы бумаги, открытые книги, в углах - наспех снятая обувь. Возможно, все дело в обуви... Папа, который некогда так гневался на Фриду, теперь казался совершенно спокойным. Он полулежал в кресле и, ковыряя золотой зубочисткой в дупле зуба, обсуждал с Фридой ее планы.
- Займись им, - сказал он, помахивая рукой, - покажи ему мир. Пусть повыступает во всех европейских столицах, как его мать до него и закончит Америкой. Я даю свое разрешение.
Селия смотрела, как Фрида роняет на пол пепел. На столе стояла пепельница, но она ею не пользовалась. Вместо пепла в пепельнице лежал пучок аспарагуса с обкусанными кончиками.
- Найэл не хочет путешествовать, - сказала Фрида. - У него нет честолюбия.
- Нет честолюбия? Не желает путешествовать? Что же он любит?
