Эта поворотная точка считалась «Вторым рождением Раа». Очень скоро, за несколько столетий, сложился новый тип отношений: патриархальное общество, пролетев все полагающиеся этапы, перешло на постиндустриальную ступень.
О принципе работы стабилизаторов Крокодил так ничего и не узнал. Может быть, ему не хватало знаний и словарного запаса. А может, авторы обзоров намеренно забалтывали читателей псевдонаучной белибердой; Крокодил понял одно: стабилизаторы были сконструированы не на Раа. Спутники — местного производства, но вот начинка их — устройства, поддерживающие материю в положении «первично», — подарок, по всей видимости, Вселенского Бюро миграции. Потому что именно в это время Бюро впервые объявилось на Раа, заключило некие «договоры» и первые мигранты со всех концов Вселенной стали появляться в дремучем лесу, удивленно оглядываться, получать «стартовый пакет» и интегрироваться в общество…
Ага.
Крокодил тер щеки, чувствуя, как горит кожа под ладонями. В «докризисные» времена, когда мир Раа был первозданен и неизменен, существовали некие обряды инициации — как в любом первобытном племени. Но только с появлением стабилизаторов, с возникновением на Раа местных отделений Вселенского Бюро миграции возникла Проба в том виде, в котором Крокодил познакомился с ней. Искусственный механизм отбора.
На планете, где, если верить источникам, изначально не было естественного отбора в природе. Ага.
Мигранты, чужаки не могли пройти Пробу. Но могли оставить потомство, если повезет; если местные мужчины и женщины захотят связать с ними жизнь. Или если одинаковые по статусу пришельцы прибьются друг к другу, собравшись в семью, и слипнутся, будто два шарика ртути…
И вот их дети лезут из кожи вон, чтобы пройти Пробу. Потому что таков закон внутри общества, неписаный, но незыблемый: так железные стружки выстраиваются вдоль силовых линий магнитного поля. И через поколение уже нет никаких мигрантов: есть жители Раа, чья единственная цель — сделать так, чтобы дети их, мальчики и девочки, успешно прошли Пробу.
Проба, выходит, основная ценность Раа. Не комплексы орбитальных заводов, не экономика, способная прокормить всех. Не природа, одинаково щедрая и благосклонная на всех широтах, и даже не люди. Проба как священный долг, Проба как общественная святыня. Инструкторы — особая каста, но каждый сопляк знает: сдавая Пробу, ты проходишь испытание перед лицом общества, а инструктор — всего лишь инструмент. «Корпя над сложным чертежом, — подумал Крокодил, — ты отвечаешь не перед линейкой с делениями, а перед законами природы…»
Но почему именно так?
— Информаторий! Устройство власти на Раа, кто такие консулы, принцип работы местного миграционного офиса…
— Государство-община Раа функционирует на принципах демократии. Происходит индексирование граждан по уровню социальной ответственности… Внимание! Ваш ресурс для пользования жильем истекает через минуту. Вы не можете пользоваться услугами информатория с этого терминала. Будьте любезны, убедитесь в том, что вы ничего не забыли в помещении.
— О, круглый хлеб… Блин!
Эта удивительная комната помнила его гордость и его отчаяние, она помнила визит Лизы… Целая жизнь за три дня. Быстро взрослеют мигранты; удивительное дело: теперь Крокодилу было гораздо легче. Теперь, по крайней мере, он знал, ради чего прожить ближайшие дни: найти какую-нибудь общагу, где можно жить без ресурса, подключиться к тамошнему терминалу и спрашивать, спрашивать, выяснять…
— Андрей Строганов!
Крокодил содрогнулся.
— Вам пришел вызов от Айри-Кая. Принять?
— От кого?
— Айри-Кай, он же Махайрод, желает с вами поговорить. Принять?
* * *
На солнце можно было смотреть не щурясь. У станции монорельса стояла девчушка лет шестнадцати и гладила черную с проседью тварь, похожую на помесь пантеры с огромной улиткой. Или гигантского кота с утюгом; тварь перемещалась, вытаптывая траву единственной жесткой подошвой, туда-сюда, и в такт вертела башкой. Ей так нравились поглаживания, что тварь зажмурила шесть глаз, кругом располагавшиеся на пушистой, и ушастой, и усатой, вот ужас-то, голове.
Крокодил остановился посмотреть на них. Не удержался.
— Вы мигрант? — приветливо спросила его девчушка.
— Да, — сказал Крокодил. — Но я прошел Пробу.
И, как ни смешна была рисовка перед девочкой, почти ребенком, он гордо показал ей удостоверение на цепочке.
— Я тоже прошла, — ответила она с не меньшей гордостью и вытащила из складок просторной блузки похожее удостоверение. Тварь, похожая на помесь кота с утюгом, заволновалась: ее почти перестали поглаживать.
— Таких не бывает, — сказал Крокодил, глядя на тварь.
— Не бывает, — согласилась девушка. — Он искусственный. Но живой.
— Это твой?
— Брата. Я везу его к ветеринару. В смысле Мурзика, а не брата. Брат занят.
Крокодил несколько раз провернул в уме имя Мурзик. Фонетически — непривычно, странно. А по смыслу… «Имя кота». Не собаки, не кролика. Мурзик.
— Он болен? В смысле Мурзик, а не брат?
— Нет, уже выздоровел. Это плановый осмотр.
Подкатил вагончик. Крокодил сел в него вслед за девочкой и животным, Мурзик тут же принялся выглаживать жестким брюхом траву на полу кабины.
— Как у вас там? — вдруг спросила девочка. — В том мире, откуда ты приехал? Очень плохо, да?
— Как сказать, — Крокодил сразу потерял почву под ногами.
— Было бы хорошо, ты бы не уехал, ведь так? — уточнила девочка.
— Наверное.
— А какие там люди, как живут? Как работают, как развлекаются?
— По-разному, — Крокодил, сделав над собой усилие, протянул руку и погладил Мурзика. Поразился, какая холодная у того шерсть на голове. А проседь — это иней, оказывается.
— Он холодный, — сказал, чтобы сменить тему.
— Как снег, — согласилась девушка. — Он же Мурзик!
— Не боишься превратиться в сосульку? — пошутил Крокодил. — Ты однажды уснешь, а он залезет к тебе под бочок, и…
— Я ничего не боюсь, — она была лишена чувства юмора, как, похоже, и страха.
— Вообще ничего?
— Раньше боялась. Не сдать Пробу, — она бесхитростно улыбнулась. — А теперь — чего мне бояться?
— В самом деле, — улыбка Крокодила стала чуть более сладкой, чем ему хотелось бы. — Слушай… Расскажи мне, как девчонки проходят Пробу?
— А, это, — она порозовела, но не от смущения, а от удовольствия. — Это жутко трудно! Труднее, чем у парней! Живем в лесу, еду сами добываем, кроссы бегаем — часами, прямо с утра до вечера! Уже язык вываливается, а ты все равно бежишь!
