– Ты договорилась, что уедешь на несколько дней! – словно эхо повторил Люк. Он стоял посередине кухни и, упершись руками в бока, смотрел на жену. – Ты договорилась уехать на несколько дней! Ты не подумала, что меня надо было хотя бы предупредить, или это тоже было спонтанное решение?
– Не будь таким глупым, – ответила Джосс, не поднимая головы. – Я говорю тебе об этом сейчас. Я ездила к Гоуэрам в Олдебург, и они предложили мне погостить у них несколько дней, чтобы здесь все отдохнули. Дот говорит, что она присмотрит за Томом. Она очень любит детей.
– Понятно. А что это, собственно говоря, за люди?
– Гоуэры. Ну, ты должен помнить. Эдгар Гоуэр в самом начале дал мне адрес Джона Корниша. Он был приходским священником, когда мои родители жили здесь.
– Но почему, позволь тебя спросить, ты настолько стремилась увидеть этих людей, что все бросила, оставила включенным радио, свет в половине дома, не заперла двери? Ты соображаешь, что мы подумали, когда вернулись и нашли дом брошенным?
Джосс прикусила губу.
– О, Люк, прости меня. Я хотела оставить записку, но потом… – Она вдруг замолчала. Она не смогла бы объяснить Люку свои странные эмоции, стремления, страх и ужас, которые она испытывала в тот момент. Она не могла рассказать ему об охватившей ее панике, когда она судорожно пыталась включить зажигание. Как объяснить ему все это? – Я забыла, прости меня, – вяло проговорила она. – Мне, правда, очень стыдно. Я не хотела никого пугать. Во всем виновата бессонная ночь. Думаю, что сегодня утром у меня просто плохо работали мозги.
Бросив липкую губку на стол, она подошла к мужу и обвила руками его шею.
– Ну, прошу тебя, не злись. Я так надеялась, что завтра ты отвезешь меня и Тома к Гоуэрам. Ты познакомишься с ними. С Лин я все улажу, не беспокойся. Ей нужна эта работа не меньше, чем сама Лин нужна нам, поэтому я не думаю, что она покинет нас.
– Я бы на твоем месте не был так уверен. – Освободившись от объятий жены, Люк отвернулся. – И не забывай, что если, упаси Бог, твоей матери станет хуже, Джо не сможет больше самостоятельно ухаживать за ней. Ему понадобится помощь.
– О, Люк, – Джосс съежилась на стуле, смущенная и испытывающая чувство вины от того, что хотела было поправить мужа. Не мать, не настоящая мать, а мачеха. Это не ее настоящая мать.
Некоторое время Люк смотрел на нее, потом лицо его смягчилось.
– Ладно, будем надеяться, что еще долго с ней ничего не случится. Я уверен, что все будет в порядке. Во всяком случае до того, как наш ребенок появится на свет. И ты права – Лин вернется. Итак, нам надо все организовать. Я выкрою завтра пару часов, чтобы отвезти вас с Томом в Олдебург, если ты так этого хочешь. Саймон наверняка тебя поддержит, так что, видимо, это не такая уж плохая идея.
Кэтрин, ради всего святого, Кэтрин! Не покидай меня!
Никто, кроме нее, не слышал этого, похожего на эхо, голоса. В тишине кухни только Том поднял глаза.
– Железный человек грустит, – сказал он. Мальчик взял в руки свою книжку с картинками и бросил ее на пол.
Люк сел на стул напротив Джосс.
– Ты выглядишь усталой, старушка, – мягко сказал он. – Прости меня за грубость. Только Линн может иногда скрипеть, как терка.
Джосс улыбнулась.
– Она же моя сестра.
Неродная сестра.
Джосс устало поднялась и направилась к плите, чтобы поставить на огонь чайник. Обернувшись, она увидела, что Люк взял на руки сына.
– Пошли, Том-Том, пусть мамочка посидит в своей комнате, а мы поработаем в саду, пока мама спокойно попьет чаю.
Джосс улыбнулась. Она не спеша последовала за ними в холл. Посередине его она остановилась. После жары других помещений ей показалось, что в холле царит промозглый холод. Свет, казалось, едва проникал сквозь окна в серых каменных стенах. Надо поставить здесь цветы и повесить несколько ламп, чтобы холл не казался таким мрачным.
Кэтрин. Моя милая Кэтрин. Ты нужна мне.
Ей стало страшно, она оглянулась, словно ища поддержки. В помещении что-то было не так. В воздухе звучал какой-то резонанс, происходило какое-то движение, казалось, что в углах холла кто-то разговаривает. Джосс тряхнула головой, чувствуя, как у нее на затылке начинают шевелиться волосы.
– Люк!
Голос ее прозвучал странно и отчужденно, словно здесь ему было не место. За дверью кабинета она слышала, как хихикает Том и раскатисто смеется Люк. Они прибирали в комнате, превратив уборку в игру и наслаждаясь ею. Но почему Джосс не может двинуться с места?
– Люк! – На этот раз в голосе была неподдельная тревога. Она крикнула громче. Но они все равно не услышали ее.
Кэтрин, я не могу жить без тебя. Не оставляй меня…
Слова звучали в ее мозгу, блуждали в голове, но она слышала их не отчетливо. Растерявшись, она закрыла лицо руками и обернулась.
– Люк!
Кэтрин.
– Люк, помоги мне!
Она добралась до кресла перед холодным камином и села. Голова ее кружилась, дышать было больно и она сосредоточилась на пятне солнечного света рядом с креслом. Прямоугольник зеленого, синего и фиолетового цветов вдруг исчез. Джосс посмотрела в окно. Небо снова было затянуто свинцовыми, с багровым оттенком, тучами. В саду стало темно.
Она набрала в легкие побольше воздуха. Стало легче. Она вздохнула еще раз. Он – или оно? – исчез.
– Джосс, с тобой все в порядке? Что ты здесь делаешь? – В дверях кабинета появился Люк.
Она улыбнулась мужу.
– Я просто вдруг немного устала. Засмотрелась на солнечные зайчики на полу. – Она поднялась с кресла. – Я иду.
– У нас все готово. Иди и садись.
Он внимательно всмотрелся в ее изможденное лицо. На нем было написано не только физическое страдание. В глазах жены Люк увидел страх.
– Джосс…
– Чашку чая, Люк. Это решит все проблемы. А завтра я ненадолго уеду, просто отдохнуть. Вот и все, а потом я вернусь. Скоро.
Она говорила не с ним, и оба хорошо это понимали. Люк оглядел холл, обнял Джосс за плечи и повел ее в кабинет, неслышно ругаясь сквозь зубы.
Волна боли подхватила ее и, протащив по мягким зеленым водорослям, вынесла в теплые воды моря. Отчаянно барахтаясь, она изо всех сил, поднимая тучу брызг, пыталась повернуть к берегу, но необоримая, нарастающая, беспощадная сила взяла ее мертвой хваткой и неумолимо повлекла к горизонту. Кто-то стоял у берега и махал ей рукой. Она видела, как он страдал и как рвался к ней. Это был не Люк. Это был высокий светловолосый широкоплечий человек, и она чувствовала, как его боль смешивается с болью, охватившей ее саму. Она снова и снова пыталась позвать этого человека, но теплая морская вода заливала ей рот, крик затихал прежде, чем успевал сорваться с ее уст. Человек становился все меньше и меньше, она видела, что он отдаляется, стоя по пояс в воде и отчаянно жестикулируя, но нестерпимая боль вновь ударила ее, и она, повернувшись спиной к берегу и человеку, свернулась калачиком, стараясь слиться со своими муками.
