И все-таки…
Он горько улыбнулся. Всегда одно и то же. Всегда всматриваться и всматриваться через глухой гранит, который для врага так прозрачен.
Ту же галактографическую истину ситуации заметил Стеттин.
Правитель Калгана стоял перед близнецом галактической модели которую рассматривали Мэр и Дарелл. Если не считать того, что там где Мэр хмурился, Стеттин улыбался.
Адмиральская форма внушительно сверкала на его массивной фигуре. Темно-красная лента Ордена Мула, которым его наградил прежний Первый Гражданин, шесть месяцев спустя смещенный им не без насилия, охватывала по диагонали его грудь от правого плеча к талии. Серебряная Звезда с Двойными Кометами и Шпагами сверкала бриллиантами на его левом плече.
Он обратился к шестерым из своего генерального штаба, чьи формы были только чуть менее напыщенными, чем его собственная, и к своему Первому Министру, худому и седому, — темная паутина, потерявшаяся в блеске.
Стеттин сказал:
— Думаю, что решения ясны. Мы можем ждать. Для них каждый день промедления будет еще одним ударом по моральному состоянию. Если они попытаются защитить все части своего государства, они растянутся, и мы Сможем прорваться двумя одновременными ударами здесь и здесь.
Он показал направления на галактической модели — два белых копья из красного шара рассекли желтый кулак, отрезая Терминус с обеих сторон плотной дугой.
— Таким образом, мы разобьем их флот на три части, которые могут потерпеть поражение в отдельности. Если они сконцентрируются, они добровольно отдадут две трети своих владений, что, скорей всего, приведет к угрозе восстания.
Одинокий тонкий голос Первого Министра прорезал наступившую тишину.
— Через шесть месяцев, — сказал он, — Фонд станет на шесть месяцев сильнее. Их ресурсы больше, что мы все знаем, их флот в количественном отношении сильнее, их людские ресурсы фактически неисчерпаемы. Возможно, быстрый удар был бы безопаснее.
Его голос был наименее влиятельным из всех присутствующих. Правитель Стеттин улыбнулся и сделал вялый жест рукой.
— Шесть месяцев или, если необходимо, год, нам ничего не будет стоить. Люди Фонда не могут подготовиться, они идеологически не способны на это. Это в самой их философии — верить, что Второй Фонд спасет их. Но не в этот раз, а?
Люди в комнате беспокойно зашевелились.
— Мне кажется, вам не хватает уверенности, — сказал холодно Стеттин. — Вам что, еще раз описать доклады наших агентов на территории Фонда, или повторить сведения, добытые господином Хомиром Манном, агентом Фонда, который теперь у нас… э… на службе? Давайте отложим, господа.
Стеттин вернулся в личные апартаменты с все еще застывшей улыбкой на лице. Он иногда думал об этом Хомире Манне. Странный безвольный тип, который, конечно, не оправдал возложенных поначалу ожиданий. И все-таки он был набит интересной информацией, которая убеждала, особенно когда присутствовала Каллия.
Его улыбка стала шире. В конце концов, от этой старой дуры была своя выгода. По крайней мере, она лестью получила от Манна больше, чем смог он, и с меньшим волнением. Почему бы не отдать ее Манну? Он нахмурился. Каллия. Она и ее глупая ревность. Космос! Если бы у него все еще была девчонка Дарелла… Почему он не растер ей голову в порошок за это?
Он не мог этого понять.
Может, потому что она поладила с Манном. А он нуждался в Манне. Например, именно Манн показал, что, по крайней мере, по убеждению Мула, Второго Фонда не было. Его адмиралам необходимо такое заверение.
Он бы хотел сделать эти доказательства общедоступными, но было лучше, чтобы Фонд верил в их несуществующую помощь. Действительно Каллия указала на это? Это она сказала.
Да ну, чепуха! Ничего она не могла сказать.
И все-таки…
Он потряс головой, чтобы в ней прояснилось, и стал думать о другом.
Трантор был миром отбросов и возрождения. Помещенный, как поблекший драгоценный камень, среди беспорядочно скучившихся солнц в центре Галактики — в пригоршнях и грудах звезд, нагроможденных в бесцельном изобилии, — он поочередно грезил то о прошлом, то о будущем.
Было время, когда иллюзорные нити контроля протягивались от его металлического покрова до самых краев звездных миров. Это был единый город, служащий кровом четыремстам миллиардам администраторов, самая могущественная столица из всех когда-либо существовавших.
До тех пор, пока, в конце концов, распад Империи не достиг его и столетие назад во время Великого Разбоя его убывающие силы сами не надломились и не разрушились навсегда.
В губительном аду взрывов металлическая оболочка, окружающая планету, сморщилась и съежилась в болезненную насмешку над собственной грандиозностью.
Оставшиеся в живых выдирали покрытие и продавали его другим планетам за зерно и скот. Земля еще раз была обнажена, и планета вернулась к своим началам. В расширяющихся зонах примитивного земледелия забыли ее сложное и великолепное прошлое.
Или старались забыть, несмотря на по-прежнему внушительные останки сводов, массивными руинами громоздящиеся к небу в горьком и величественном молчании.
С волнением в сердце смотрела Аркадия на металлический край горизонта. Деревня, в которой жили Палверы, была для Аркадии только кучей домов — маленьких и незатейливых. Окружившие ее поля были полосами золотисто-желтой, густой пшеницы.
Но там, сразу за видимой линией, находилась память о прошлом, все еще светящаяся в незаржавленном великолепии и вспыхивающая огнем, где солнце Трантора охватывало ее отраженными световыми бликами. Она была там однажды за три месяца с тех пор, как прибыла на Трантор. Она взобралась на разбитый гладкий тротуар и рискнула войти в молчаливые, покрытые пылью сооружения, куда свет проникал сквозь дыры в изуродованных стенах и перекрытиях.
Это было затвердевшей сердечной болью. Это было богохульством.
Она устремилась оттуда, разбудив металлическое эхо, и бежала до тех пор, пока ее ноги вновь мягко не ударились о землю.
И только тогда она смогла с тоской посмотреть назад. Еще раз потревожить эти громады она не осмелилась.
Она знала — где-то в этом мире она родилась, возле старой Императорской Библиотеки, которая была Трантором из Трантора, священнейшей из священных, святыней из святынь! Во всем мире она одна спаслась во время Великого Разбоя, и столетие оставалась полной и нетронутой — вызовом Вселенной.
Там Хэри Селдон и его группа сплели невообразимую свою паутину. Там Эблинг Мис раскрыл их секрет и оцепенело сидел в своем безбрежном удивлении, пока не был убит, чтобы он не смог разгласить тайну.
