Но Иисус мог всех накормить семью хлебами, потому что только от сердца оторванная горбушка может насытить голодного. Каждый, по промыслу Божьему, должен делать выбор только за себя. А они за нас думать лезут. И очевидно, что и выбор между Добром и Злом для любого человека разбивается на множество мелких, незначительных, с виду, шагов, которые надо совершать ежедневно, ежечасно и только за себя! И, знаешь, удивляет, что многие люди, понимая, что давненько уже бредут не в ту сторону, при этом ссылаются на Время, как будто оно когда-то было иным! Времена, дескать, таковы, поэтому и мы вот такие!
У одного английского писателя я вычитала такую мысль, которая и будет моим моральным выбором на все времена: "Добро — всегда добро, даже, если ему никто не служит. Зло — всегда зло, даже, если все кругом злы". Именно так! Иначе куда-то уходит, ускользает смысл жизни. Ведь какой-то смысл был в том, что мы пришли в этот мир? С уважением, Варя.
Откуда он взялся этот Иванов? Теперь Варьке приходилось совсем туго. В ней появилась неуверенность, скованность в движениях и поступках. Теперь ей надо было соизмерять их не только с мнением двух призрачных азиатов, которое явно читалось на их высокомерных узкоглазых физиономиях, но и с тем пристальным оценивающим взглядом, что внимательно следил за ней с последней парты. Иванова звали Александр, но к нему иногда обращались и несколько глумливо — Шура. Варька так его бы назвать не могла, она слишком хорошо понимала, что скрывается за коренастой фигурой с непропорционально длинными руками. Когда мальчики хотели его обидеть, то именно эта кажущаяся непропорциональность его внешности была предметом насмешек. При всей приземистости облика Иванов был одним из самых высоких мальчиков в классе. И по тому, как именно его настороженно изучали редкими острыми взглядами два призрака, Варька догадывалась, что за угловатой внешностью скрывается опасный противник, настоящий воин с кошачьей грацией и неутомимостью в бою.
Казалось, эти два призрака только и пытались внушить ей: "Держись подальше от него! Спасайся! Не подходи к нему близко!" Но напрасно. К своей шестнадцатой весне Варя окончательно решила для себя, что Иванов и есть тот самый ее единственный человек. Да, из всех он один был ей по настоящему интересен. А чем именно он ей интересен, она старалась не задумываться. Хотя и к умозаключению об исключительной важности для нее этого юноши она пришла путем долгих логических выводов. Оставалось только полюбить его на всю оставшуюся жизнь, как водится, но именно это почему-то никак Варьке не удавалось. Она восхищалась его глубокими ответами на уроках, его высокомерным взглядом, его пренебрежительным отношением к классным мероприятиям, к мнению учителей и однокашников, но любить его только за это она не могла. И еще это тихое тоскливое чувство, которое шевелилось где-то у Варьки в глубине души… Оно останавливало ее, шептало, что никогда она не сможет повелевать Ивановым или быть хотя бы на равных, не будет она даже его вассалом, и только рабская доля уготована ей этой душой. Но, смущавший Варю, голос заглушался мощными толчками юной крови в висках. Нет, она не будет одинока! Не будет она больше одна! И пусть Варька даже не знала, как подступиться к этому самому Иванову, она твердо взяла курс на его покорение. Любить, так любить Иванова, а не Игоря, который каждую перемену прятался от девочек в туалете. К черту! Ей шестнадцать лет, и скоро весна! А весной она обязательно полетит, и у нее будет этот странный интересный друг!
* * *
Был теплый весенний вечер, Варя вышла из школы задумчивая. Она никак не могла взлететь. Может быть, она делает что-то не так? Или она неправильно выбрала палку, доверившись своему чутью? Вдруг кто-то, подошедший к ней сзади, взял портфель из ее рук. Она оглянулась и увидела Иванова, а поодаль остолбенело маячил весь их класс вместе с Мариной.
Они прыгали через лужи, мягко светило садившееся солнце, отражаясь в стеклах домов, и Варе впервые за много-много лет не было одиноко. Под звон капели и забавную болтовню началось Варино рабство.
Это была не тривиальная дружба и детская любовь, которой можно было бы с умилением посвятить оставшуюся часть повествования. Иванов сделал Варькину жизнь мучительно разнообразной. Когда Варя сидела, надувшись, он подходил и, ласково заглядывая ей в глаза, о чем-то заговаривал с ней, ждал ее после школы, но как только Варька воспаряла в уверенности особой значимости для него, он, к неописуемой радости ракушки — Марины, резко обрывал с ней знакомство.
И выражался при этом как-то странно: "Неужели ты сама не чувствуешь, что у нас с тобой никогда не может ничего быть?" Варя тоже чувствовала что-то подобное, поэтому твердо решала больше к нему не подходить и постараться быть гордой. Но на следующий день он, как ни в чем не бывало, опять был рядом. Он не давал ей сосредоточиться, обдумать что-то важное в отношении его. Опять начиналась эта петрушка — жестокий любовный поединок без всякой любви. Никакой определенности в их отношениях не наступало. Варя сама себя не понимала, но что-то помимо ее воли властно тянуло к нему. И еще он, в отличие от других, почему-то так хорошо ее понимал! Хотя каждую ее мысль он жестко анализировал и цинично высмеивал.
Бывая у нее в гостях, Иванов решительно отвергал ее попытки угостить его даже чаем. Варя откуда-то помнила, что все древние народы придерживались правила не делить трапезу с врагом. Но какой же она ему враг? Она так молода, свежа, хороша собой! Конечно, они просто обязаны любить друг друга, а иначе тогда зачем все это? Во всех книгах и кино это выглядело именно так, как у них: встретились, поняли друг друга, полюбили! Что поняли-то? Что же ей надо было понять? Иванов тянул ее времечко, а Варя все не могла расстаться с надеждой его покорить.
Как-то Иванов сидел у нее в комнате. Он уже по-свойски приходил к ней, не согласовывая время визитов, но Варя была рада ему. Он был неизменно интересен. В тот день ему попался на глаза зеленый плюшевый альбом, и он внимательно изучал Варины детские фотографии. Дойдя до натуры в никелированной кроватке, где она провела все младенчество, он с желчным сарказмом неожиданно обрушился на это простенькое фото.
— Ах, мы росли принцессами, у нас кроватки были с плюшевыми накидками! Оно и видно, что выросло!
Варька смеялась, но он был весьма серьезен.
— А я, милая барышня, кроватки не имел! Нас тогда отец бросил, поэтому я в это время спал в табуретке!
— Саша, именно поэтому нас мучают непреодолимые противоречия! Но если бы я знала, какое влияние на меня окажет младенческое пребывание в кроватке, то я бы лучше спала в табуретке!
