— Но для таких экспериментов нужна гигантская емкость памяти машины и фантастическое быстродействие, — обескураженно выдавил из себя Холмов.
— Чем мы как раз и располагаем уже сейчас, так сказать, в настоящий момент. Мы сканируем, считываем послойно информацию и вводим ее в компьютер. Распознающая программа выдает результаты на синтезатор речи и на динамический голограф. Возникает движущаяся трехмерная озвученная картинка. Мы уже прочитали и записали на пленку верхние слои — эдак лет на тридцать-сорок назад. Вот табличка оператора со всеми кодами включений — потом полюбопытствуешь. Ну, теперь понял, что к нам в рот мухи не залетают? Работаем…
— Все это безумно интересно, и я рад, что моя студенческая программа распознавания пригодилась, — промямлил Холмов, — но в чем моя задача, я не понимаю, хоть к стенке ставь.
— Эх, молодость, — подмигнул Христофор, — не видишь: я же действую по наставлениям Козьмы Пруткова — не козыряй, не козыряй, не козыряй… Козыряй! Так вот — о самом главном.
Христофор вскочил настолько резко, что взвизгнули пружины хитрого анатомического кресла. Он выпрямился, подтянул живот и величественным жестом запахнул воображаемую мантию. Полуприкрыл глаза, отчего они превратились в щелочки, и начал вещать утробно:
— Начало двадцать первого столетия ознаменовалось величайшими научными открытиями в области вечных вопросов бытия человеческого: Жизни, Смерти, Времени и Пространства.
Тут же сбросил маску, сел, отодвинул тарелку с желудями.
— Вот что, Ростислав, — жестко сказал он, — мы столкнулись с явлениями непонятной природы, а в непонятном всегда таится угроза. У тебя с Ольгой-то как?
Холмов никак не мог привыкнуть к зигзагам, к броскам мысли Христофора и молчал. Оказывается, Шулун изучал его и знает даже интимную сторону его жизни.
…На Ольгу он «положил глаз» еще на первом курсе, да и не он один.
Безупречно сложенная миниатюрная платиновая блондинка своими распущенными по плечам волосами притягивала взгляды аудитории.
— Так насколько у вас серьезно? — требовательно повторил вопрос Христофор. — Я не ради праздного любопытства интересуюсь. Тут у нас один товарищ во время экспериментального информационного путешествия пережил такой шок, что еле откачали. Поэтому лучше сразу предупредить.
При этом Шулун ловко оттолкнулся ножкой и завертелся в кресле волчком.
«А шеф-то — сложный человек», — вывел про себя Холмов. Его отношения с Ольгой определились вчера, когда она сама пришла в его холостяцкую квартиру. И осталась на ночь.
— Мы конкретно еще ничего с Ольгой не решили, — выдавил он из себя, когда Христофор затормозил кресло, — юридически я свободен.
— Это хорошо. Ты, конечно, знаешь, что время — форма движения материи. Время относительно и является функцией скорости и информационной энтропии. До поры все это было чистой теорией, но когда мы задействовали сверхмощный компьютер, — Христофор похлопал ладонью по серебристому кубу, — начались заметные проявления информационной природы времени. Понимаешь, о чем речь?
— Естественно. Когда в старину экспериментировали с маломощными химическими элементами и получали от них мизерный электроток, невозможно было судить об электросварке, о дуговых электролампах. А когда Петров собрал огромную батарею, электрическая дуга показала себя во всю силу.
— Нет, я в тебе не ошибся — голова работает как надо! — похвалил Шулун. — Все ты раскусываешь с лету. Именно: количество переходит в качество. Точно так же относительность времени проявляется лишь при околосветовых скоростях, а его информационные свойства — при гигантском сжатии обрабатываемых массивов данных. Но есть и негатив…
Он наклонился к Холмову, заставил и того пригнуться, и только после этого свистяще зашептал, будто речь шла о заговоре:
— Еще глубоко в двадцатом веке были известны неопровержимые факты пребывания на Земле представителей высоких цивилизаций. Грешили на инопланетян, но потом так же неопровержимо доказали: сие даже теоретически не мыслимо. Теперь забрезжила идея иного плана. Не были ли это посланцы из далекого будущего? А их, понимаешь, отлавливали сетями, пускали самонаводящиеся ракеты. Выводы делай сам.
«Я, нижеподписавшийся Холмов Ростислав Иванович, младший научный сотрудник лаборатории проблем искусственного интеллекта, даю настоящую расписку в том, что получил инструктаж по технике безопасности и полностью осведомлен о возможных опасных для здоровья и жизни последствиях испытаний информационно-временной человекомашинной системы „Каппа“, а также в том, что дал добровольное согласие на личное участие в указанных выше испытаниях».
— Все? — спросил Холмов, кончив писать.
— Почти. Пиши дальше:
«Устройство аварийного возврата в текущее время получил».
— Но я ничего не получил.
— Пиши, сейчас получишь. И дату не забудь: 2 сентября 2011 года. Расписался?
Шулун сложил листок в папку и папку убрал в портфель, а из портфеля достал микрокалькулятор самой примитивной модели.
— А ты молодец, — вертя калькулятор в руках и без обычного ерничания заговорил Христофор, — я в тебе не ошибся. Знаешь, все ученые делятся на категории. Есть такие дуболомы, как твой оппонент непотопляемый Федоров, заслуженнейший деятель и науки и техники враз. Я читал его последнюю монографию — это позорище, на восемьдесят пять процентов плагиат. Отнес нашему заму по науке, тот высказался так: «В монографии Федорова много нового и правильного. Но все правильное не ново, а все новое неправильно». Категория вторая — талантливые чудаки, неудачники.
— Невеселая картина, — мотнул головой Холмов, — а что же третья категория?
— Скажу. Только возьми эту штуку и запомни: если почувствуешь неладное — грозящую опасность, например, или потерю ориентировки во времени, немедленно включай. В корпус калькулятора вмонтировано устройство перевода системы в нуль, для аварийного сброса всех программ. Давай введем твой персональный код. Скажем, РХ и год рождения. Ты с какого?
— Девяносто первого. В январе появился на свет.
— Чудно, уж тут не забудешь ни при каких обстоятельствах: РХ 1991. Готово. Бери свой информационный спасательный круг. Товарищ, который работал здесь до тебя, его не имел. — Христофор встал и с плохо скрытым облегчением потянулся.
— А третья категория? — напомнил Холмов.
— А третья категория — это мы. Я и мне подобные. Устройство наших голов не позволяет открывать новое, зато мы умеем разбираться в людях и имеем нюх, верхнее чутье на талант.
