И «сканеров», и придурка Лехтиса убило какое-то внешнее воздействие – скорее всего, излучение неизвестной природы, местная чертовщина. По всем данным, оно представляет опасность только для субъектов с расстроенной психикой. Тут бы впору обрадоваться, но когда у тебя все болит после уколов и во рту гадкий привкус, даже самые хорошие новости не добавляют оптимизма. Клисса одно утешало: вакцинация не миновала никого, и остальные на «Гиппогрифе» чувствуют себя не лучше.
Чтобы развеяться, он вместе с Риммой Кирч и ее дружком оперативником Энзо отправился в Солбург, первый по величине рузианский город. Инструкция такая – поодиночке не гулять. И к тому же эта парочка любила обмениваться впечатлениями о великом и непобедимом Маршале.
Энзо был из тех немногих, кто продолжал относиться к Римме хорошо, несмотря на все ее закидоны. Они шли рядышком по солбургской улице, и Кирч увлеченно рассказывала о высших силах, которые все про всех знают, за всеми наблюдают и самым толковым ребятам позволяют продвинуться наверх – совсем как в «Конторе» или в тергаронской армии. Саймон плелся позади, засунув руки в карманы истрепанной куртки фасона «репортер» (он любил все, что содержало намек на его прежнюю профессию), и глядел по сторонам.
Здания в желтоватых потеках, без окон (кому они тут нужны!), по стенам расползлась пестрая зараза граффити и рекламных голограмм. Ряды деревьев в цветных керамических кадках. Попробуй сломай хоть одну ветку – здешние копы тебе самому что-нибудь сломают, не говоря уж о штрафе, в таких городишках с искусственной атмосферой к растительности отношение трепетное. Вместо неба – мешанина труб, решеток, гофрированных змей; кто-то додумался выкрасить все это, ради имитации естественных условий, в голубой цвет. Эрзац-солнца заливают Солбург прохладным пресным светом, и вообще тут не жарко, все ходят в теплых куртках. Обычная для герметичных поселений вонь, с которой постепенно свыкаешься.
Римма и Энзо были тут не в первый раз. Клиссу казалось, что они не прочь от него отделаться, но не смеют нарушить инструкцию. Следом за ними он завернул в кафе, устроился за пустым столиком поближе к выходу. Заказал кофе и булочку – на конторскую зарплату не разгуляешься.
Неприятная публика. Смахивающие на пиратов геологоразведчики, которые ищут на спутниках Норны всякое ценное сырье – по слухам, здесь можно найти такое, чего нигде больше нет. Громилы-охранники. Работяги, косящие под громил, и левые скупщики сырья, косящие под простых работяг. Возможно, были здесь и сотрудники исследовательских станций, и местные клерки, и менеджеры, но если и были, то не выделялись среди тех, кто задавал тон.
Саймон пожалел о том, что потащился на эту прогулку. Он беззащитен, как очищенное ядро грецкого ореха среди своих спрятанных под скорлупой собратьев, – бери да ешь. От этого сравнения на глаза навернулись слезы. Он такой же изгой, как унесенный облачной чумой Лехтис, только за ним ангелы не придут. Нечего было и думать, что Энзо и Кирч станут болтать о Маршале на чужой территории. Господи, но кто-то ведь должен рассказать ему правду о Маршале, кто-то должен…
Мимо проскрипел робот-официант, на подносе у него стояло блюдо с пирожными. Направлялся он к двум шлюхам, которые облокотились о бортик бассейна в центре зала, спиной к столику Саймона. Крутого вида блондинка в черной чешуйчатой куртке, джинсах и «спецназовских» ботинках. Клисс не видел ее лица, но было в ней что-то такое, сигналящее: «Ко мне лучше не лезь – пожалеешь». Он порадовался, что не видит ее лица. Вторая – черноволосая, в изящных серебристых сапожках и шубке из сиреневого с серебристым отливом меха. То ли парочка лесбиянок, то ли блондинка – телохранительница при этой нарядной кукле. Они отщипывали от пирожных крошки и бросали в бассейн. Кого они там угощают, рыбок или аллигаторов, Саймон не знал и знать не хотел.
Потом блондинка отошла к терминалам в углу, ее подружка повернулась, уселась на бортик бассейна рядом с двумя чашками из-под кофе и блюдом с остатками пирожных. Нежное фарфоровое личико, в ушах поблескивают длинные серьги. На нее все смотрели, а она смотрела на Саймона.
Наверное, мерещится. Он ее не знает, в первый раз видит. Кто-то позади?.. Клисс обернулся: за спиной пусто, неплотно прикрытая дверь, в просвете виднеется тротуар и почти невещественная неопрятно-светлая стена дома напротив, изредка еще что-то мелькает. Может, она кого-то ждет? Беспокойство нарастало. Клисс вздрогнул, когда фарфоровая брюнеточка соскользнула с бортика и направилась к выходу. Или к нему?
Ее пронзительно-синие глаза ненавидяще сверкали под черной челкой на сохраняющем надменную неподвижность юном лице. Длинный сиреневый мех шевелился от сквозняка. Она прошла… почти прошла мимо, и Саймон приготовился испустить вздох облегчения, но вдруг девчонка вскрикнула, и его левое ухо обожгла затрещина.
– Ты хватать меня будешь?!
– Я не…
Ошеломленный Саймон попытался заслониться и получил еще. За что?.. Он ее не трогал, он никого не трогал. Девчонка метила в нервные узлы, а у него и без того все тело болело после чертовых прививок. Но не зря же его в «Конторе» столько гоняли на плановых тренировках! Он скрутил ей руки, и тут она сделала подсечку; упав, они сцепились на грязном скользком полу.
Вывернувшись из захвата, она очутилась сверху. Саймон видел над собой ее искаженное лицо, тронутые коррозией металлические стебли столиков, далекий белый потолок с зеркальными квадратами. При каждом ударе все это содрогалось, как при землетрясении, а он даже руками пошевелить не мог: нажатие на чувствительные точки в ямках локтевых сгибов – и сведенные болезненными судорогами конечности больше ему не принадлежат.
Если бы он принял перед выходом хоть одну дозу самого завалящего допинга… Глаза уже начинала застилать пелена, но внезапно избиение прекратилось.
– Ты чего делаешь? – голос Энзо звучал свирепо, однако Саймон уловил в нем скорее растерянные, чем возмущенные нотки.
Повернуть непослушную голову и посмотреть, что происходит… Ага, Энзо стащил с него эту стерву и держит за шкирку на весу, как паршивого котенка. Все-таки вспомнил одну из главных заповедей «Конторы»: сам погибай, а товарища выручай. Истерзанный Саймон прикрыл глаза, но следующей фразой Энзо поперхнулся, и другой голос, зловеще знакомый, спросил:
– Ты почему, сукин сын, девушку обижаешь?
Теперь уже Энзо беспомощно барахтался – а за шиворот его держала Тина Хэдис. Та самая блондинка, неспроста Саймону так не хотелось увидеть ее лицо! Эксцессерское чутье… Девчонка в испачканной шубке сидела на полу и смотрела на них снизу вверх. Аристократически невозмутимое выражение с оттенком вежливого интереса – видно, вспомнила наставления своего имиджмейкера. Несмотря на боль и дурноту, Саймон с проблеском злорадства отметил, что ее длинные сиреневые ногти обломаны, а кожа на костяшках пальцев содрана до крови.
