- Но я же не убивал! Я не убийца!..
- Ты знаешь, что ты убийца, Влад. Тоже убийца. Да, у тебя, несомненно, есть и хорошие задатки - ты показал это уже здесь, на Острове. Но слишком поздно, Влад. Повторяю: ты должен вернуться в Город и страдать, чтобы спасти себя в будущем воплощении.
- Да плевать мне на будущее воплощение! Я сейчас хочу жить, сейчас, в моем мире, а не в этой вашей тюрьме! Понимаешь ты или нет?! Вы садисты, а не Блюстители Справедливости! Умоляю, верните меня назад, я же здесь с ума сойду! Я буду хорошим! Верните!
- Нет, - твердо сказал наблюдатель и поднял руку.
- Эх вы, Блюстители... - еще успел прошептать Влад, прежде чем погрузиться в темноту. - Бороться со злом при помощи зла... Чем же вы лучше меня?..
Невнятно звучали неподалеку чьи-то голоса. Это переговаривались во дворе слуги, занимаясь обычными утренними делами. Наступал все тот же день.
* * *
Он вновь стоял, опершись ладонями на каменное ограждение набережной, и смотрел на серую Воду, заполнявшую все пространство до самого горизонта. Вода была спокойной. Вокруг плотной ватой висела тишина, и никто не окликал его из-за спины, ни разу после того, как его вернули в Город. И уже никогда не окликнет. Альтера не было в Городе. И дом Дилии был пуст, и исчезли все картины из ее мастерской. И пропал из забегаловок Вийон. И не вышагивал по улицам квартальный надзиратель Скорпион с отрядом своих эфемерных подручных. Город был пуст. Когда Влад бесцельно и обреченно бродил по его мостовым и тротуарам, ему изредка попадались люди, идущие навстречу, - подобия людей, тени, - и безучастно скользили мимо, и он знал, что они просто растворяются в воздухе за его спиной. Потому что Город был пуст... Пуст навеки.
Город был каплей воды, песчинкой, пузырьком воздуха. В Городе томился только один житель - он, Влад...
Он перебирал в памяти воспоминания прежней жизни, стараясь создать хоть какую-то видимость разнообразия, но это совсем не помогало.
Невозможно постоянно жить одними воспоминаниями.
Жить? Он горько усмехнулся и сплюнул вниз, в неподвижную Воду. Это нельзя было назвать ни жизнью, ни существованием. Это называлось возмездием.
Или искуплением...
А если все-таки попробовать? А если вдруг все-таки получится - и удастся вырваться из этой камеры-одиночки? Пусть даже в небытие - до нового воплощения...
Он, перегнувшись через ограждение, смерил взглядом расстояние до серой глади Воды, судорожно вздохнул и одним резким движением бросил свое тело вниз, в метнувшуюся навстречу пустоту. Удар оказался неожиданно сильным, от него зазвенело в ушах. Он погрузился в теплую податливую субстанцию, широко открыл рот и сделал глубокий вдох, впуская эту субстанцию в свои легкие.
Вдруг - получится?..
В ушах продолжало звенеть, сквозь неплотно сомкнутые веки вдруг пробился откуда-то яркий свет...
* * *
Был звон, и был свет.
Влад открыл глаза и тут же зажмурился от солнца, безжалостно хлещущего в незадернутое шторой окно. Прикрываясь рукой и все еще плохо соображая, он свесился с дивана и дотянулся до стоящего на полу телефона. Рядом, в пепельнице, раздавленными белыми гусеницами застыли окурки. Болела голова.
- Алло! - хрипло сказал он, обшаривая взглядом комнату. Смятая футболка валялась на стуле, джинсы лежали у балконной двери и их штанины были вывернуты наизнанку - видно, перебрал вчера. Телевизор был включен и показывал какую-то утреннюю хренотину. Надо полагать, работал со вчерашнего вечера, хотя и без звука.
- Слава Богу, хоть до одного дозвонилась! - так же хрипло ответила трубка, но только женским голосом. - Вы че, блин, чуваки, после вчерашнего никак отойти не можете? Муху накручиваю - не отзывается.
Пузан, блин, тоже молчит, как рыба об лед. Бес - в чью-то задницу залез, трубку не берет. А кто девочке шампанского принесет? Мой вчерашний вскочил и смылся - к жене побежал. Только на тебя и надежда, слышь, пусик-Владусик!
- А, это ты, Людка? - откашлявшись, сказал Влад. - Чего трезвонишь-то с ранья? Чего надо-то?
- Ни хрена себе - с ранья! - возмутились в трубке. - Моргалы-то продери, Влад! Уже одиннадцать отгрохало. А до этих мудаков не дозвониться! Ты вчера тоже хорош был, Владусик, официанта заставлял вместе с тобой плясать. Под голубого косишь, да?
- Ну? - сказал Влад.
- Ну - хрен гну! - раздраженно отозвалась трубка. - Тащи шампусика похмелиться хочется, сил нет. А я тебя за это поцелую. Взасос. Не скажу, куда, сам догадайся.
- Ага, - сказал Влад. - Ладно. Только сейчас соображу, что к чему...
Херня какая-то снилась...
- Солнышко ты мое! - хрипло проворковала трубка. - Ты уж побыстрее соображай, а то я тут кончусь, и не кончу... - Людка захихикала.
- Жди, - сказал Влад и выпустил трубку из пальцев.
Он сполз с дивана, поддернул трусы и босиком пошлепал на кухню.
Извлек из нагромождения посуды в раковине чашку, сполоснул, подставил под кран с холодной водой. Выпил большими глотками, взял с холодильника смятую пачку сигарет. Закурил, подошел к окну, морщась от головной боли.
За окном расстилался город, залитый щедрым майским солнцем. У солнца голова явно не болела, и оно трудилось исправно, хотя, скорее всего, плевать было солнцу на эту неустроенную землю и ее непутевых обитателей. Из окна Владовой кухни, с высоты седьмого этажа, были хорошо видны квадраты и прямоугольники близлежащих кварталов, серые полосы улиц с автомобилями, троллейбусами и пешеходами, заводские трубы, неказистый памятник-чучело на площади и золотая голова далекой колокольни собора, купающаяся в солнечном сиянии и отражающая этот горний блеск прямо в кухонное окно, словно стараясь осветить Влада с головы до ног и сквозь глаза пролить свет в его душу.
Влад прищурился - то ли от блеска золотого купола, то ли от сигаретного дыма, - опустил голову и обнаружил у себя на руке два кольца. Два одинаковых серебристых кольца с темным волнистым орнаментом по краям.
Что там говорила похмельная Людка? Погуляли вчера? И кто-то нацепил ему на пальцы эти безделушки? Хохмы ради...
А что еще она говорила? Что не может ни к кому дозвониться? Ни к Мухе, ни к Пузану, ни к Бесу... Никого нет дома.
Никого нет дома... Все они - в другом месте. Каждый - в своем отдельном месте.
Погуляли вчера... Вчера? Вчера, кажется, он тоже был в другом месте.
"Время здесь течет иначе, чем у вас; гораздо медленнее..."
Он бездумно швырнул окурок в раковину, постоял, похлопывая себя ладонью по голой груди, и, передвигаясь подобно сомнамбуле, вернулся в комнату. Машинально выключил телевизор. Машинально натянул джинсы.
Открыл балконную дверь, шагнул на балкон. Положил ладони на перила.
Подумал, что стоял в такой позе много раз, только впереди и внизу простирался не пыльный грязноватый город, а серая неподвижная поверхность Воды. Там, в каких-то нездешних краях, на Острове Уныния, где беспрестанно повторяется один и тот же почти бесконечный тягучий день...
