Однако мы задержались, а нас ждут другие персонажи. В их числе два гвардейца и церемониймейстер, которые сопровождали Андриса, когда тот явился в пещеру Цесариума выручать Марью.
Актерами они, в сущности, не были. Так, болтались без дела и решили подработать статистами. Случилось, однако, что опытный глаз Вуйчича обнаружил в них природное пластическое дарование, развил его, и ребята эти позже, на Земле, организовали бродячую труппу, работавшую в популярном жанре историко-политического балета. Любимым спектаклем публики была цепочка пантомимических сцен, изображавших заседания всякого рода правительственных и законодательных органов в разные времена и на разных планетах. Особенным успехом пользовались сюжеты "Депутат кнессета, забывший дома очки, хочет узнать, который час, чтобы не опоздать к ужину по случаю дня рождения супруги" и "Ловля кота, проникшего на заседание Палаты лордов английского парламента". Лишь немногим уступали этим перлам живые картины "Единодушное одобрение повестки дня юбилейной сессии Верховного Совета", "Мэр столицы Малой Итайки открывает городской фонтан" и "Научно-практическая конференция общества "Память", посвященная 300-летию со дня рождения Владимира Митрофановича Пуришкевича".
Баккит вскоре после описанных событий ушел на покой. Он не пожелал возвращаться на высокоиндустриализованную Андромеду и поселился на Земле в уютном местечке Хотьково, где свел знакомство с соседом - Евгением Дамианидисом-Цодоковым [Вторую фамилию Евгений Дамианидис (о нем мы уже писали) присовокупил, как только узнал, что среди его предков по материнской линии был некто Мирон Цодоков, сын цадика Витебской синагоги. Этот Мирон оказался единственным человеком, поддержавшим юного Шагала, когда тот порвал с семьей, отказавшись сделаться почтенным торговцем, и избрал судьбу бродяги-художника. Мирон приютил его на чердаке, где Марк, посвистывая и порисовывая, весело прожил полгода]. Вместе они немало и плодотворно экспериментировали и в результате самоотверженной многолетней работы выпустили непревзойденный сборник кулинарных рецептов в двух томах. В первом томе, озаглавленном "Цодоков для едоков", как раз впервые и был опубликован ставший позднее всемирно известным рецепт торта "Айрини", сочетающего изысканность букета, нежную консистенцию и нулевую калорийность. Второй же том - "Кит в баке" - является уникальной коллекцией сведений и рекомендаций по речной, морской и океанической кухне. Воистину, жемчужиной этой коллекции является моржовый... (Только что пришло мне в голову, что даже жемчужина, которой я уподобляю это блюдо, есть также дар моря!) Так вот, моржовый хвост под хреном - это я вам доложу!
Два друга легко утешили огорченного В'Анью, который нашел их, когда его уволили по сокращению штатов (на должность экспедитора взяли робота, имевшего неосторожность обыграть начальника Управления шахмат и с позором изгнанного из Спорткомитета).
В'Анья испробовал профессии парикмахера, генного конструктора и егеря-натасчика и, наконец, успокоился в мирной кулинарной заводи, под сенью соусников, сотейников, дуршлагов и шумовок, по мере сил помогая Тому и Евгению в их напряженных трудах.
Теперь приспело время коснуться дальнейшей судьбы наших главных героев. С этой целью открывается очередная - и, видимо, последняя
глава десятая
Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было...
Екклесиаст
Марья настояла на том, чтобы, следуя старинному обычаю, взять фамилию Андриса, и старый Лааксо надулся. Впрочем, обещал прийти. К тому же склочный характер Вересницкого изрядно ему надоел, и он снова вернулся в свой дом, по соседству с избой Рервика.
Ждали еще Года. Он обещал заехать попрощаться перед отлетом на Лех. Остаться на студии Рервика Авсей не захотел, как его ни уговаривали.
Итак, в доме над Ветлугой намечалась небольшая пирушка по поводу: а) бракосочетания Андриса Рервика и Марьи Рервик, в девичестве Лааксо; б) завершения супермультисериала "Судный день", снятого Рервиком, Вуйчичем и Годом на Земле, Лехе и в иных местах по сценарию неизвестного автора, содержащемуся в некогда присланной Андрису книге в старой коже с медными уголками и дополненному эпизодами из трагической истории Леха; в) возвращения Авсея Года на родину, которую, как он говорил, он любил больше всего на свете, потому что, как говорил он же, больше он не любил ничего.
Сейчас утро. Туман еще не поднялся. Зябко. На крыльцо, кутаясь в халат, выходит Марья.
Марья. Эй!
Эхо. Эй-эй-эй.
Марья. Есть тут кто-нибудь?
В е л ь к о (появляясь из-за угла дома, недовольным голосом). Ну есть, спала бы ты, ей-Богу. Чего над ухом орать.
Марья. Ты что делаешь? Андрис где? Который час? Авсей не приехал? Я бы съела что-нибудь, а ты?
В е л ь к о. Пять.
Марья (недоверчиво). Пять?
В е л ь к о. А это шестой. Поэтому остановись.
Марья. Остановилась.
В е л ь к о. Отвечаю по порядку на (подходит к крыльцу и показывает растопыренными пальцами) пять вопросов. Первое; Я насаживаю косу на черенок.
Марья. Зачем?
В е л ь к о. Если ты начнешь новую серию вопросов, никогда не получишь ответы на старые. Итак, второе. Андрис ловит рыбу, чтобы было чем кормить ораву, которая сюда вот-вот заявится.
Марья. Боже мой! Неужели так поздно?
В е л ь к о. Против этого вопроса я не возражаю, потому что он, по существу, совпадает с ранее заданным под номером три. Отвечаю: сейчас восемь часов десять минут. В-четвертых, Авсей не приехал, но, как я сказал, вот-вот явится, образовав ровно половину ожидаемой толпы, вторую половину которой образует твой отец. Наконец, в-пятых, да, да и еще раз да!
Марья. Ты о чем?
В е л ь к о. Женщина! Не ты ли спросила меня, съел бы я чегонибудь? Отвечаю категорически - съел бы. Но пока нечего. Займись настоящим делом, если древний инстинкт, повелевший тебе принять родовое имя мужа, не исчерпал этим свою силу. Выполняй свой долг, корми семью!
Марья, пожав плечами, исчезает в доме. Вуйчич продолжает колдовать над косой.
В е л ь к о. Тьфу ты, кольцо-то лопнуло. (Озабоченно вертит головой.) Эй, Марья!
Ма.рья (из дома). Чего тебе?
В е л ь к о. Кольцо для косы у вас есть?
Марья (по-прежнему из дома). Кольцо? Какое кольцо?
В е л ь к о. Для косы, говорю, кольцо есть?
Марья (появляется на крыльце со скалкой в руке). Не понимаю, о чем ты.
В е л ь к о. Да что с тобой говорить - баба, она и есть баба.
Марья. Посмотри в клети, там у Андриса много хлама, железок всяких. Я подожду блины печь, пока Андрис придет, чтоб горячие. Или невтерпеж? (Уходит в дом.) Открывается правая кулиса: дряхлое крыльцо почерневшего дома, фрагмент ветхого забора. Старуха в грязной зеленой кофте с трудом нагибается и поднимает большой камень. В левой руке у нее кол.
