— Не знаю, и пусть он благодарит судьбу, что я не знаю, где он… Если бы я встретил этого человека, не поздоровилось бы ему.
Качинский улыбнулся.
— Зачем мстить Штирнеру? У нас есть более мягкие способы вырвать ядовитое жало. Правда, мы прибегаем к ним лишь в исключительных случаях. И потом надо же быть справедливым: Штирнер оставил нам огромное наследство. Без его изобретений мы не имели бы таких успехов в области передачи мысли. Наконец, он сохранил мне жизнь. В нем было свое благородство.
— В России не может быть того, что натворил Штирнер, — продолжал Штирнер. — С тех пор как передача мысли на расстояние сделалась общим достоянием, произошло, так сказать, уравновешение сил. Если вы не желаете воспринимать чужие мысли, вы всегда можете «выключить ваш приемник», и дело с концом.
— Собственно говоря, возможность внезапного «мысленного нападения» не исключена, — сказал Качинский. — Но мы строго следим за этим и своеобразно караем. При помощи сверхмощных усилителей, которые у нас имеются, мы делаем преступнику соответствующее «внушение», и он навсегда делается безопасным, так как самая мысль о повторном преступлении не может уже возникнуть в его сознании. Нам не нужны теперь тюрьмы, мы делаем из всякого преступника полезного члена общества.
Эльза о чем-то задумалась.
Дугов заметил это и, опасаясь, что своими разговорами они утомили хозяев, отвыкших от посещения посторонних людей, посмотрел на часы и сказал:
— Однако мы заговорились. Пойдемте, Штерн, нам надо готовиться к охоте.
Простившись с дамами, Дугов и Штирнер спустились с террасы.
— Надеюсь, вы будете у нас обедать? — спросила Эльза вслед.
— Если это не очень обеспокоит вас, — ответил с поклоном Дугов.
Где-то заплакал маленький Отто. Эмма извинилась и вышла.
Эльза осталась одна с Качинским.
Ее охватило волнение. Из всего, что рассказывал Качинский, ее больше всего поразило и заинтересовало одно: Качинский может вернуть Штирнеру его прежнее сознание, сделать хоть на несколько минут из Штерна прежнего Штирнера. Ей очень хотелось этого. Почему? Она сама едва ли отдавала себе в этом отчет. «Я хочу узнать тайну смерти Готлиба», — думала она. Но не только это возбуждало ее желание увидеть прежнего Штирнера. Быть может, в ней бессознательно говорило чувство женщины, которое не могло примириться с тем, что человек, который любил ее и решил так своеобразно покончить с собой, вместе со своей личностью убил и чувство любви к ней. Быть может… Быть может, она странными изгибами чувства начинала любить этого человека. Она сидела молча, не зная, как приступить к своей цели.
— Скажите, господин Качинский, — начала она нерешительно, — вы не могли бы здесь же, у нас, испробовать ваш способ, чтобы вернуть прежнее сознание Штерна. Возможно ли это?
— И да и нет. Вообще говоря, восстановление памяти вполне возможно. Медицина знает много таких случаев. Их бывает немало на войне, когда от сильной контузии люди совершенно теряют память о прошлом и даже забывают свое имя, но потом память возвращается. Известны такие случаи и при гипнозе. Окончательная потеря памяти может быть только тогда, когда органически разрушаются самые центры памяти в мозговом веществе. Это, так сказать, травматическая потеря памяти. Она безнадежна. Но в данном случае разрушение мозговой ткани едва ли было, иначе оно отразилось бы на всей психической деятельности. А Штерн во все остальном, кроме воспоминания прошлого, вполне нормален. Я могу в пример привести себя. Во время моей борьбы со Штирнером он поразил мои мозговые центры, управляющие равновесием. Я был совершенно беспомощен и тем не менее сумел восстановить чувство равновесия.
— Значит, можно? — оживилась Эльза. — Почему же вы ответили «и да и нет»?
— Да вообще можно, но… вы же слыхали, что сам Штерн не желает подвергаться этому опыту? Это во-первых… Но почему вас так интересует прежнее сознание Штерна?
— Дело в том, что мне кажется… я была знакома с этим человеком… даже наверно очень хорошо знакома… Но он забыл обо мне, как обо всем прошлом. Мне хотелось бы пробудить в нем одно воспоминание. И потом… узнать одну тайну, очень важную тайну, которую он хотел мне сказать, но не имел возможности…
Качинский посмотрел на нее с удивлением. «Роман?» — подумал он.
— Против его желания я, к сожалению, лишен возможности удовлетворить ваше любопытство, — ответил он.
Эльза нахмурилась.
— Это не любопытство. Это очень серьезно, — сказала она с некоторой обидой в голосе. — Настолько серьезно, что я просила бы вас сделать опыт, не спрашивая его разрешения. Всего на десять минут. И кто бы он ни был в прошлом, он опять станет Штерном и ничего не будет знать о вашем опыте. Ведь в этом же нет ничего преступного. Я прошу вас, очень прошу!
На этот раз нахмурился Качинский.
— Если я сам первый начну изменять нашим принципам охраны свободы чужого сознания, то вряд ли это будет похвальным, — сурово ответил он.
Эльза начала раздражаться. «Качинский не понимает важности дела. Так я же покажу ему, что тут нечто более серьезно, чем женское любопытство!» — подумала она и сказала:
— Штерн говорил, что вы обезвредили некоего Штирнера. Как это было? Я прошу рассказать мне.
Качинский рассказал.
— Значит, вы видели в лицо Штирнера в том стеклянном доме?
— Нет, в лицо я его не видел. Он был в густой металлической маске.
— Если вы так упрямы, что не хотите исполнить мою просьбу, то я принуждена открыть тайну: Штерн и есть Штирнер, а я его жена, урожденная Эльза Глюк, по мужу Штирнер.
Качинский был поражен.
— Неужели Кранц был прав? — сказал он после паузы.
— Кто такой Кранц?
— Кранц — сыщик. Он поставил целью своей жизни отыскать Штирнера. Не так давно он встретил в Москве Штерна и стал уверять меня, что это и есть Штирнер. Тогда мне стоило больших трудов убедить Кранца, что он введен в заблуждение внешним сходством.
— Теперь, надеюсь, вы признаете мою просьбу основательной? — спросила Эльза, довольная произведенным эффектом.
— Штерн — это Штирнер! — мог только произнести Качинский и глубоко задумался.
Эльза выжидательно смотрела на него.
— Ну что же, да или нет?
— Нет!
— Но если Штерн-Штирнер согласится на опыт?
— Он не согласится.
— Посмотрим! Я сама поговорю с ним. Подождите здесь, я сейчас приду.
Качинский остался на террасе, следя за удаляющейся Эльзой.
Она спустилась вниз к палатке на берегу и стала о чем-то говорить со Штирнером, который внимательно слушал ее, потом кивнул головой.
